Огонь внутри из маленького тлеющего костреца превращался в пожар. Он бежал по моим венам, растекался как горячая лава. И я ловила приоткрытым ртом воздух. А Макар его отнимал, запечатывая поцелуями, слишком огненными, чтобы оставаться обычными.
Давление его рук на пояснице становилось сильнее, я хотела отстраниться, чтобы отдохнуть, но меня упорно прижимали и подталкивали. Это длилось, это тянулось, и это нравилось.
Я цеплялась за плечи мужа, впивалась ногтями. Стоны летели слишком часто, и в какой-то момент я просто поняла, что уже не скольжу по Макару, а член просто снуёт во мне настолько часто, что от этого трения, от непрекращающегося, нарастающего давления внизу, внутри, словно прорывался водопад. Я замерла, хватая ртом воздух. Я упёрлась ладонями в грудь Макара, не понимая, где я, а где вечно сбегающий оргазм, потому что сейчас внутри всё пылало жаром, пульсировало так сильно, сжимая член, что я готова была расплакаться, но вместо этого, задыхаясь воздухом, я стонала протяжно. Эпицентр наслаждения сменился в тот момент, когда Макар резко опустил меня на себя, и я поняла, что огонь, пульсация, всё это собралось в одной точке, которая сейчас разливалась океаном, и я, прижавшись к мужу, стонала в голос. Короткие, резкие удары, слишком острые для моего воспалённого гаммой чувств организма, и я поняла, что почти теряю сознание, что мир разлетается осколками радуги, что вокруг меня всё плывёт, а между ног настоящий потоп, который смешал в себе мой неуловимый оргазм и наслаждение мужа. Я рвано дышала, царапала грудь Макара, не в силах поверить, что так бывает, что невозможно обильное сочное наслаждение копилось все эти годы, чтобы выплеснуться наружу в такой момент, когда всё разрушилось.
— Я хочу ещё слушать, как ты кричишь, — прошёлся по нервам голос Макара. Он прижимал меня, целовал, и я впервые не хотела сходить в ванную, потому что мне не надо было смывать с себя позор.
Я расплакалась.
Не вставая с мужа, не размыкая тел, не прекращая этой дикой гонки. Я вцепилась зубами в плечо Макара и дышала, дышала, дышала. А Макар, воспользовавшись моим замешательством, шептал:
— Как же люблю… казалось, сильнее уже невозможно… Но возможно…
Он снова раскачивал меня. Он заставлял моё тело реагировать сейчас остро, нервно. И каждое прикосновение снопом искр разлеталось. Я стонала, уже не помня себя, потому что так хорошо ещё не было никогда.
Макар снова любил меня. На кресле и всё же на столе…
И заснула я в гостевой спальне, так и не сходив в ванну, просто потому, что не хотела. Я ничего не хотела в этот вечер. Только его. Который на кровати гладил меня, не давая провалиться в сон. И его руки были везде, даже там, куда я боялась пустить.
Ночь скрыла в тёмном городе двух смертников, которым подарили индульгенцию.
До утра.
Что ужасно резко заглянуло в спальню и разрушило волшебство ночи. Я проснулась и долго лежала с закрытыми глазами, вспоминая на вкус Макара. И ещё его прикосновения. И тело среагировало на воспоминания, заныло, застонало…
Я открыла глаза и наткнулась на Макара, который сидел на краю кровати. Он смотрел в окно и, услышав, что я проснулась, обернулся.
— Ты как? — он, видно, тоже недавно проснулся, потому что ещё не успел побриться и сходить в душ.
— Хорошо, — медленно протянула я и поняла, что что-то изменилось. Магия ночи растаяла. Сейчас мы в реальности, где на кровать легла папка документов.
— Я всё подписал, Полин. Там брачный договор и заявление. Ты свободна…
По осколкам воспоминаний
Глава 37
Вибрация откуда-то изнутри заставила меня вздрогнуть. Сцепить зубы. В голове набатом звучал голос бабушки: «Это потому что ты плохая, вот и осталась никому не нужна. Это ты всё разрушила. Так хорошие девочки не ведут себя!».
Зубы ударились друг о друга, и мне до ужаса сильно захотелось вылезти из кожи, сбросить её, пропитанную запахом мужа.
— Полин, — позвал Макар. Я замотала головой, не поднимая глаз, потому что сейчас я разрушила то, что ещё можно было склеить, что можно починить, вчера я доломала. У Макара просто спортивный интерес, уязвлённое эго. Никогда я ему не нужна была.
Одеяло укутало меня с ног до головы, и я встала с кровати. Шагнула к двери.
Ванна. Мне нужна ванна. Чтобы смыть с себя весь позор. Мне надо очистить тело от всего, что было ночью.
Дверь ванной я закрывала трясущимися пальцами. В голове всё звенело, и я не дошла до кабинки. Согнулась над унитазом, сплёвывая рвоту. Я грязная. Вся. Целиком. Снаружи и внутри.
Минут десять я стояла возле раковин, выполаскивая рот. А потом зашла в кабинку. Выкрутила горячую воду на максимум. Кожу обожгло. Засаднило. Я вздрагивала от подступивших рыданий. Я использованная. Никому не нужная. Медалька из списка наград Макара. Такая же, как все его шлюхи. Одна из. Ничем не лучше Ангелины.
Кипяток скользил по телу, и я тёрла себя жёсткой мочалкой, не жалела нежного мыла с ароматом абрикосов, просто чтобы смыть с себя ночь.
Мерзкая.
Грязная.
Отвратительная шлюха.
Только она может лечь с мужчиной, которому не нужна.
Рвота подступила к горлу.
Грязь, везде грязь.
Перед глазами встала картинка, как мой муж трахает на нашей постели девку.
Вода оказалась выключена. Я выскочила из душевой, и снова меня тошнило. Капли стекали по мне, перемешиваясь со слезами. Дрожащей ладонью я вытирала рот и понимала, что я падшая. Зная всё, что делал Макар, про Ангелину, про шлюх, я всё равно легла с ним в постель.
Это омерзительно.
Быть одной из многих, знать, что вчера меня ласкали пальцы, которые так же делали с другими женщинами. Знать и получать удовольствие.
По телу прошёл озноб. Я дотянулась до полотенец и вытащила самое большое. Укуталась в него. Вышла я из ванны с самым независимым видом. В кухне гремела посуда. Я прошла в гардеробную и из оставшихся вещей выбрала наряд на сегодня. Оделась. Расчесала мокрые волосы. Затянула в пучок. С верхней полки стянула одну из больших сумок, покидала немного одежды и вернулась в гостевую, где провела ночь. Бумаги на развод так же лежали на постели. Я подцепила папку и запихала её в сумку. Прошла мимо кухни в холл и стала обуваться. Макар выглянул в коридор:
— Ты куда? — спросил он, вытирая руки о полотенце.
— Я же свободна, — невозмутимо повторила я, стараясь ещё влажными ногами влезть в туфли. — Куда хочу, туда и иду…
Макар замер. Вздохнул. Сделал шаг ко мне.
— Я, наверно, неправильно выразился… — начал он, подходя почти вплотную. Я шагнула к двери и положила ладонь на ручку. Макар, заметив этот жест, дёрнулся и перехватил ладонь, оттесняя меня от выхода. — Я дал тебе развод, потому что ты этого хотела, но я не перестал быть человеком, который любит…
Я вздохнула. Подняла глаза к потолку, потому что его любовь характеризовалась изменами.
— Для человека, который любит, ты излишне неразборчив в связях… — припечатала я, вырывая свою ладонь у него.
— Полин, что случилось? — он нахмурился и попытался обнять. Я отшатнулась и налетела боком на дверцу шкафа.
— Ничего, ты просто мне изменил…
— И мне нет прощения, Полин. Но даже разведясь, я хочу, чтобы ты знала, что я всё равно буду тебя любить. Тебя и …
— Это не твой ребёнок, — отрезала я. — Не надо нас любить. Достаточно.
В груди разгорался комок отчаяния, потому что одна часть меня, та, что ночью подарила всю себя, задыхалась криками и слезами. А другая — та, которой изменяли и предавали, выла на одной ноте от боли и бессилия. От осознания себя порченой, плохой, омерзительной. И за это третья я решила бить без предупреждения.
— Не мой… — протянул Макар и опёрся о дверь плечом. — Но это не меняет того, что он всё равно мне дорог.
— Зачем тебе чужой ребёнок? — едко спросила я. — Ты мог завести своего… Ангелина…
