донельзя опухшими глазами. Впрочем, щёки тоже немного раздало в ширину, отчего я казалась похожей на Винни Пуха. Даже компресс со льдом не помог. Со стороны я походила на приодетую алкоголичку.
Когда истерика наконец отступила, а часы пробили десять вечера, мне всё же пришлось покинуть укрытие и показаться обеспокоенному Женьке. Парень со скоростью света притянул меня в свои крепкие объятия и начал покрывать поцелуями открытые участки кожи.
— Подожди, — попросила я срывающимся голосом и, как только рука Морозова скользнула к молнии моих джинсов, буквально взревела, как раненный медведь: — Да остановись же, прошу!
Женя замер на секунду и отошёл на шаг, отпуская меня и ошарашенно осматривая с ног до головы. Он словно старался найти причину странного поведения, совершенно не догадываясь, что основной мотив находился в нём самом.
Только когда он меня отпустил и дал свободное пространство, мысли встали на свои места, а мозг смог нормально функционировать. И, хоть я и не убедила своё глупое сердце в правильности такого поступка, всё же решила не отступать.
— Что с тобой? — обеспокоенно осведомился Женька. На секунду его ладонь взметнулась вперёд в сторону моего плеча и в тот же момент упала, ведь я ловко увернулась от манёвра. Наши взгляды наконец встретились. И мне даже показалось, что Морозов всё понял. В этот миг он превратился из весёлого обаятельного парня в уставшего мужчину со своим багажом знаний и ошибок.
Я не хотела пополнять список его побед, так же и не желала становиться величайшей неудачей в его жизни. Судьба раздала карты, и, как бы я не мечтала научиться блефовать и пойти в ва-банк, могла лишь неумело пасануть перед преградами.
— Нам надо расстаться, — я дрожала вместе с голосом. Обхватила себя руками и укусила губу при виде опустевшего взгляда Жени.
Он сник на мгновение и горько усмехнулся. Словно уже проживал подобную сцену.
— В каком смысле? — грубо отчеканил он и перешёл на крик. — Ты за нас двоих приняла такое решение? А обсудить не хочешь?
Он со злостью впечатал кулак в стену коридора и смело шагнул в кухню, а я отпрыгнула и фактически залезла на подоконник — прижалась сильно, отчего припекало кожу на ногах из-за горячей батареи. Но Женя не остановился, подошёл вплотную, грубым движением взял меня за подбородок и поднял лицо вверх. Через силу посмотрела на него и тяжело сглотнула.
Впервые стало так страшно. Нет, я не боялась, что Морозов причинит боль или ударит, скорее, ожидала резких слов, которые могли нанести намного больше вреда.
— Я уже всё решила, нечего обсуждать, — упрямо твердила я.
— Тогда почему сейчас? Объяснить, что случилось, не судьба? — Женя схватил свободной ладонью за запястье и больно дёрнул на себя, отчего я пошатнулась и чуть не рухнула на пол.
— А что тут объяснять? Я тебе с самого начала говорила, что у нас в универе отношения между преподавателем и студентом строго запрещены. Говорила ведь, а ты не слушал! И вот теперь мне грозит отчисление, а тебе — увольнение.
Он около минуты молчал, вглядывался в лицо, в каждую чёрточку, а потом рассмеялся и выпустил меня из железной хватки. Скорее даже отшвырнул мою руку.
— Думаешь, мне страшно увольнение? — презрительно фыркнул он и скривился. — Я летом всё равно обратно в Москву уезжаю, так что плевать.
Сердце болезненно сжалось, к горлу снова подступил предательский комок, глаза начало щипать от слёз, которые я с лёгкостью смахнула и вновь вскинула голову вверх. Не хотела верить услышанному, отказывалась признаваться себе, что всё вышло именно так, что в итоге всё же мной воспользовались…
— Значит, — прошептала и выдохнула прерывисто, — об этом ты не рассказал. Зато моё решение расстаться моментально вынес на обсуждение. Не находишь тут нестыковки? Не думаешь, что при знакомстве или хотя бы перед переездом можно было уточнить: «Я здесь всего на год, так что либо принимаешь всё так, как есть, либо я ищу другую жертву»? Если бы я только могла знать это с самого начала…
— То что? — рявкнул Женя. По батарее сразу же постучала соседка снизу, и он немного успокоился. — Не поехала бы со мной из клуба? Так ты и не отношения тогда искала. Не стала бы жить со мной? А это так сильно влияет?
— Да, влияет! — крикнула я и сразу же удостоилась очередного предупреждения от соседки. — Очень сильно влияет! Может, я бы не стала к тебе привязываться, может, тогда бы я не влюбилась в тебя, как школьница, и ты бы не разбил мне сердце!
Я тяжело задышала и резко отвернулась к окну. Было плевать на людей, что могли услышать ссору, на то, как я выглядела в глазах опытного и взрослого Женьки.
«Как маленькая дурочка!» — ответила на свой же мысленный вопрос и прикрыла ладонями лицо.
Впервые за долгое время просторная двушка давила, заставляла мою душу метаться в нерешительности, а я сама хотела оказаться в деревне: уткнуться носом в плечо отца и разрыдаться. Он бы гладил меня по волосам и отпаивал горячим чаем с баранками. Мама бы по своему обыкновению ворчала, пекла пирожки с капустой и вздыхала от переживаний. Я вновь мечтала вернуться в детство.
Ласковое прикосновение холодных пальцев к щеке сработало, как ушат воды на голову, как отрезвляющий душ после недельной пьянки.
— Девчушечка, — мягко обратился Женя, — я бы забрал тебя с собой. Не оставил бы тут ни за что на свете.
— А моё мнение ты спросил? Спросил ли ты хоть раз у меня, хочу ли я ехать с тобой? Поинтересовался, о чём мечтает твоя девушка? Или ты так и планировал — поматросить и укатить в Москву?
Из горла вырвался хрип, больше похожий на стон отчаяния. Пальцы Жени, которые до этого поглаживали меня нежно по коже, застыли и внезапно пропали. Я резко открыла глаза, обернулась и посмотрела на отступившего Морозова. Он не двигался, лишь пялился куда-то в тёмное окно и сжимал с силой челюсти, отчего желваки «ходили».
— Значит, ты всё решила? — сухо и отстранённо проговорил он, сложил руки на груди и сделал ещё один маленький шаг назад. — Значит, моё мнение не учитывается? Ещё нужно определить, кто кем пользовался и кто кого бросает.
Он весь сквозил обидой и болью. Закрытая поза, отрешённый взгляд, отсутствие какого-либо интереса ко всему происходящему. Женя коротко глянул на настенные часы и вышел из кухни почти неслышно, унося за собой частичку меня.
В голове всё перемешалось, превратилось в самую настоящую кашу. И я никак не могла
