мне на кухне.
— Я очень сердит твоим побегом, но меня может задобрить блинчик, — доносит до меня важную информацию Тимур, когда видит, что я не проникаюсь его суровым видом.
Смеюсь этому милому вымогательству, впрочем, мне не сложно. Блинчики, это ведь не рулет Веллингтон.
Умилительное зрелище того, как он таскает обжигающие блины с тарелки, даже не удосуживаясь макнуть их в сметану, которую я поставила рядом, умиротворяет меня и стирает из мыслей все дурное.
— Вот видишь, — говорит и впрямь изрядно подобревший Крамер, — не такой уж я и страшный. Стоили ли от меня столько раз сбегать?
— Ну, ты должен признать, что твое поведение нельзя назвать галантным, — смеюсь я.
— Я просто открыто объявил о своих планах на тебя. В отличие от своего друга, любителя всяких двусмысленностей и интриг, я был с тобой честен.
— Ты о своем единственном друге? — любопытствую я. Очевидно, он — одиозная персона.
— Да, Староверов как раз сейчас загоняет свою птичку в силки. Думаю, однажды он сильно проколется, и сам окажется в чьих-то сетях, — усмехается Тимур.
Веселый, хотя и немного сумбурный, но какой-то солнечный завтрак все равно подходит к концу, и встает ребром вопрос с моей обувью.
Крамер отбывает за машиной, а я натягиваю одежду и собираю вещи. Сейчас мне кажется, что в доме Тимура не только красиво, но и уютно. Вспоминается его предложение не тянуть с переездом, но я отметаю эту идею. Все же лучше узнать друг друга получше, да и свадьба не за горами. Даже помолвка уже на следующей неделе.
А если я останусь тут, то о здравомыслии можно забыть.
Вот и сейчас, вернувшийся Тимур подхватывает меня на руки и со смехом несет в машину, а у меня сердце сладко замирает. И всю дорогу я, нет-нет, да и смотрю на Крамера, любуюсь им. Его профилем, его руками…
Впрочем, мне снова становится смешно, когда мы тормозим у вчерашнего бутика, где уже знакомый консультант с каменным лицом предлагает новую пару обуви. Интересно, он решил, что богатеи вообще зажрались? Однако, консультант помнит, что руками трогать меня не стоит и коробку сразу передает Тимуру. Это все глупо, но веселит меня, и я не сдерживаясь хихикаю под благосклонным взглядом Крамера.
Прогулявшись, чтобы обновить босоножки, и выпив кофе в открытой кафешке на набережной, я все же прошу Тимура отвезти меня домой. Вчерашние день, вечер и ночь были такими насыщенными, что перед грядущей трудовой неделей, в которой еще нужно найти время, чтобы заняться оформлением помолвки, стоит как следует отдохнуть.
И Крамеру приходится мне уступить.
Оказавшись дома, я чувствую, что переполнена хорошими предчувствиями, и с удовольствием жду завтрашнего дня, чего не было уже давно. Кружась по квартире, я придумываю всякие милые элементы для декора на помолвку, а что-то подойдет и на свадьбу, и в целом уже нет такой безнадеги по поводу грядущего мероприятия. А еще мне очень хочется с кем-то поделиться своими надеждами. Только мамы уже нет, сестер никогда не было, а с подругами вообще печально. Кристину отметаем, а лучшая подруга из детства сейчас в экспедиции. Связь там только спутниковая и по строгой необходимости. Впрочем, она обещала приехать на свадьбу.
Так что сейчас я была бы рада любому слушателю, и как ответ на мои чаяния, раздается звонок в дверь. Окрыленная я распахиваю дверь, надеясь, что кто-то из приятельниц просто решил забежать, но особа за дверью к желанным гостям не относится.
— Я пройду?
Поджатый губы Раевской и весь ее вид вообще не вызывали во мне никакого желания с ней беседовать. И, по-хорошему, стоило бы захлопнуть дверь перед ее носом. Весь ее облик воскрешал во мне самые негативные эмоции и неприятные воспоминания о вчерашнем. Думала, Тимур их перекрыл, но вот всего одна минута, и они всплыли опять.
— Я ненадолго, — оповещает меня Елена, видимо, чувствуя мои сомнения. А что? Она рассчитывала на хлеб-соль в моем доме?
Собственно, на что вообще рассчитывает эта женщина, придя ко мне, после всех мерзостей, которые она мне устроила? Не смотря на дурное предчувствие, я отступаю, позволяя ей пройти. Гадливое любопытство оказывается сильнее праведного негодования. Впрочем, и радушие я тоже не изображаю.
Раевская, окинув прихожую взглядом, ставит сумочку рядом с моей, и поправляет и без того идеальную прическу перед зеркалом. Красивая немолодая гадюка.
— Где мы можем поговорить, — оборачивается она ко мне с видом королевы, дозволяющей аудиенцию.
Какая прелесть! У меня даже брови приподнимаются в немом удивлении. Это я на людях смирная и стараюсь соблюдать правила приличия, а в собственном доме, эта тетка мне не указ. Прислонившись к косяку, складываю руки на груди и молча киваю головой в сторону кухни.
Не одна ты можешь вести себя с окружающими, как с холопами.
Раевская свои брови держит в узде, но губы кривятся. Не нравится? Так и не я пришла «поговорить», так что ей это приходится проглотить и проследовать в указанном направлении.
На кухне она брезгливо осматривается, выбирая место, куда опустить свой царственный зад. Вы посмотрите на нее: можно подумать, родилась с золотой ложкой во рту, а не приехала из Перми. Точно знаю, что отец разбогател далеко не сразу, и поначалу они жили, как и все, в обычной хрущевке. И уж моя свежеотремонтированная квартирка с дизайнерским интерьером явно получше той, в которой она обитала первую половину жизни.
Начало разговора было многообещающим:
— Ты мне не нравишься, — цедит Раевская.
— А я вас ненавижу, — спокойно отвечаю я. — Если это все, то убирайтесь.
Елена не ожидает подобного ответа, это видно. Многие люди ошибаются на мой счет, полагая, что мое терпение и нежелание скандалить публично, принимают за слабость. Правда, жена моего отца нашла у меня единственное по-настоящему слабое место — маму. Но сейчас меня ничто не смутит, а стоит ей открыть свой поганый рот, я за волосы ее вытащу из квартиры.
— Не сомневалась даже, — говорит эта женщина, будто это у меня с самого начала было предубеждение по отношению к ней, а вовсе не наоборот. Она же все сделала, чтобы я ее ненавидела, разве нет? — У меня к тебе есть деловое предложение, оно должно прийтись тебе по душе.
— Если вы опять пришли предлагать мне деньги, чтобы я свалила из города и перестала поддерживать контакт с братьями, то спешу уведомить, что теперь у меня больше денег, чем у вас.
Любо дорого смотреть, как ее перекашивает: я тоже умею топтаться по чужим
