Мамы.
Я чувствую себя виноватой и неспособной сопротивляться такому манящему сейчас душевному теплу. Стараюсь открыться хотя бы в том, в чем могу. Рассказываю кое-что о своей работе. Про грань Тарнавского, которой он поворачивается ко всем не посвященным в мутные делишки.
Лиза намекает, что готова послушать, что у нас с ним на личном. Но на личном ничего, о чем я честно говорю.
Про Лену тоже. Лиза ревниво дуется. Как будто за меня.
А мне… Зачем он мне такой?
Тем более, я ему зачем?
Я по-пьяному клянусь, что непременно приду к подруге на ДР.
Попав домой около двух, заваливаюсь спать даже без душа, а просыпаюсь на следующий день слишком поздно и с гудящей головой.
Опаздываю на работу. Получаю замечание от Тарнавского. Теленком на веревочке плетусь за ним, надевшим разлетающуюся мантию, в заседание.
Горло першит. Голова раскалывается. Чуть не засыпаю в зале. Стыдно…
Еле переживаю тот день. Из хорошего: узнала у Лизы, почему ее отец меня не трогает. Оказывается, он куда-то уехал. Когда вернется, Лиза не знает. Но точно после ее Дня рождения.
И это хорошо. Я поживу чуть-чуть спокойно.
Или нет. Потому что пятница начинается для меня новым перепадом судейского настроения.
Сегодня Тарнавский не в духе. Причин я не знаю и знать не хочу, но чувствую, что под горячую руку лучше не лезть. А мне, как назло, пораньше бы отпроситься…
Это аппарат уходит в шестнадцать сорок пять. Помощники — когда решат их судьи. Мой… Вообще помнит обо мне?
В три в его кабинет занесли семь ящиков каких-то материалов. До шести я ждала, что он выйдет или их заберут. В шесть двадцать постучалась сама.
Прошло уже больше часа, я давно дома и пытаюсь собраться на праздник Лизы, но до сих пор в груди неприятно ворочается, когда вспоминаю наш короткий диалог.
— О, Юлия Александровна. Как ты вовремя.
Я вообще-то в приемной у вас сижу…
Но эту фразу я молчу, конечно. А сама окидываю взглядом абсолютный хаос.
— Я хотела спросить, могу ли…
— Помочь можешь.
Смотрю на Тарнавского и кривлюсь. Он улыбается. Ни черта не по-доброму.
— Не помочь хотела, да?
— Отпроситься…
— Ну иди…
И пусть я имею полное право, всё равно гадко. Как будто бросила.
Принимая душ и суша волосы, представляю себе Тарнавского, сидящего в своем кабинете над горой работы, когда я развлекаюсь.
То и дело проверяю телефон, как будто он может передумать и позвать назад.
Или может без «как будто»? Нет, конечно. Чем я могу быть полезной? Я же ничего толком не умею.
Да и даже если передумает, разве я обязана ехать? Кого меня тянет спасать? Беспринципного судью?
Отмахиваюсь от мыслей, как от назойливых мух. Глажу платье из тонкой деликатной ткани. Оно совсем летнее. Может быть даже слишком открытое, короткое.
В обычной жизни я бы его не надела, но сегодня хочется.
Под него и белье попробуй подбери. Все некрасиво светится.
В итоге на голом теле остаются только бежевые бесшовные трусики. По бедрам струится темный, цвета бутылочного стекла, шелк. Платье держится на плечах на бретельках-цепочках. Ткань повторяет изгибы тела. Особенно придирчиво я присматриваюсь к груди.
Ненавижу эпатировать. Чтобы соски не торчали, беру с собой палантин. Смешно, но в нем ткани больше, чем в платье.
Достаю и применяю совсем даже не детский набор косметики, зачесываю волосы в идеальный конский хвост.
Беру в руки духи — подарок Лизы на мой ДР — взбрызгиваю воздух и шагаю в облако. Втягиваю носом. Очень вкусно. Делаю так еще дважды. В итоге не просто пахну, а источаю аромат.
Надеюсь, как цветок, а не какая-то эскортница средней руки.
Изучив себя в единственном зеркале в полный рост, обуваю босоножки с тонкими ремешками, кручусь, присматриваюсь, остаюсь довольной.
Не стыжусь себя, но и быть замухрышкой на фоне богатых Лизиных подруг не хочу. Подачку ее отца могла бы частично потратить на профессионального визажиста, но к черту. И так красиво.
Из такси выскакиваю с опозданием почти на час.
Пока бегу через дорогу в ресторан, длинные, увесистые, конечно же не золотые, но ярко выблескивающие стекляшками сережки бьются об открытую шею.
Опасаюсь, что мое опоздание станет причиной замечания, но ни черта. До глубины души трогает, что увидев меня, Лиза прерывает разговор с кем-то из гостей и идет навстречу. Я даже изучить помещение не могу, хотя и понятно — ресторан из дорогих. Зал оформлен цветами и блестками специально под именинницу. Здесь есть несколько фотозон. Круглый стол. Место для танцев. Диджейский пульт.
Сердце ускоряется. Я пусть ненадолго, но с головой ныряю в такое желанное пьяное молодежное лето.
Такую жизнь я люблю. Я хотела бы ее прожить. Только не любой ценой.
— Такая ты, черт… — Лиза обнимает меня. Я чувствую сразу и насыщенный запах ее духов, и легкий алкогольный. — Сама бы трахнула.
Улыбаюсь в ответ на дерзкие слова.
— Прости, малыш. Тебе ничего не светит, — отдаляюсь и подмигиваю с улыбкой. — Ты вау, Лиз.
Подруга отмахивается.
— Даже в честь праздника? Или сначала с судьей своим попробуешь, а потом уже подумаешь? — В ответ на шутку о судье закатываю глаза. Протягиваю пакет.
Странно, но вот сейчас намеки на Тарнавского не задевают. Я как будто попала в мыльный пузырь беззаботности.
Лиза смотрит внутрь, шуршит бумагой, а я тем временем окидываю помещение и ее гостей. Мне важно одно: чтобы здесь не было ее отца.
Сердце постепенно ускоряется. Я заканчиваю осмотр. Его нет. Хух.
— Блин, Березина! — Возвращаюсь к подруге, улыбаюсь широко и отчасти даже гордо. Она смотрит на меня с восторгом слегка влажными глазами. Показывает над пакетом кусочек кружева. Как будто я не знаю, что там лежит. — Ты запомнила!
Киваю и позволяю еще раз себя обнять.
Как-то раз мы гуляли по ТЦ. Лиза намерила себе красивый, довольно эротичный, комплект нижнего белья. Попросила у отца денег. Вместо того, чтобы просто скинуть без вопросов, как бывало довольно часто, в тот день он заелся. На что? Одежду. Какую? Нужную. Скинь фото или ничего не получишь. Время трат без объяснений прошло, Елизавета.
Тот день закончился испорченным настроением, скандалом между Смолиными. Я всерьез думала, что придется принимать Лизу у себя. Но на слишком радикальные действия против собственного отца ее не хватает.
Впрочем… Меня ведь тоже.
Белья не было в Лизоном вишлисте. Но я не сомневалась: она обрадуется.
— Ты лучшая, Юль, — я смаргиваю и глажу подругу по спине.
Вряд ли лучшая. Скорее, как все. И иногда, как
