днями мы спорим о том, что мне делать. Они не понимают, почему я так сильно протестую. Роуз будет учиться в той же школе-интернате, что и несколько других моих друзей из «МакГи». Они хотят, чтобы я смотрела на это как на приключение, но я продолжаю думать о Бо. Не то чтобы я действительно думала, что у нас с ним когда-нибудь что-то будет, но он мне нравится, и мне нравилось быть рядом с ним. Было бы приятно сознавать, что я могу выглянуть из своего окна и увидеть его внизу, в квартире моих родителей, в безопасности и рядом.
Они соглашаются дать мне несколько дней на раздумья, но жизнь облегчает мне принятие решения.
На следующее утро я сижу с двоюродными братьями и сестрами и завтракаю перед телевизором. Новости идут, как всегда, и мое внимание привлекает срочный репортаж: Тулейн ЗАКРЫВАЕТСЯ ДО КОНЦА ГОДА. Я моргаю, но заголовок не исчезает. Наклоняюсь вперед и слушаю.
«Общежитиям и зданиям кампуса нанесен такой большой ущерб, что, по оценкам руководства школы, затраты на восстановление составят около 650 миллионов долларов. Совет директоров собирается сегодня утром в Хьюстоне, чтобы обсудить все возможные варианты. Пока же государственные университеты юго-востока открывают свои двери для перемещенных студентов…»
Они подробно рассказывают о том, как это будет работать, но я почти не слушаю. Цифры звучат фальшиво. 650 миллионов долларов? Это безумие! Кроме того, меня волнует только одна часть Тулейна.
— А про юридическую школу что-нибудь сказали? — спрашивает мама.
Видимо, ей так же интересно, как и мне. Я качаю головой и увеличиваю громкость телевизора, злясь на нее за то, что она прервала репортера. Они могли просто упомянуть об этом, а мы пропустили.
— В статье, которую я только что прочитала, кое-что упоминалось, — говорит тетя, перелистывая газету в другом конце комнаты.
Я быстро выключаю звук телевизора:
— Что там было написано?
Она продолжает листать одной рукой, пытаясь найти нужную статью, все это время небрежно отправляя хлопья в рот другой. Она не видит, что я свисаю с дивана, колени подпрыгивают, глаза широко раскрыты, мне не терпится получить хоть каплю информации.
— Да, вот. Вот оно, — она кивает, встряхивает страницу и складывает ее обратно, чтобы можно было поднести к лицу. — Здесь сказано, что они объединяются с Техасским университетом. Школа предоставит им временное жилье и учебные классы. Все студенты будут продолжать занятия там в обозримом будущем. На самом деле это довольно круто — их профессора из Тулейна переедут вместе с ними и все такое.
Нет.
Моя грудь сжимается, и я роняю пульт на пол.
— Это большое облегчение, — мама вздыхает. — Я так беспокоилась о том, что случится с Бо.
— Бо? — спрашивает тетя.
Каждый раз, когда они произносят его имя, это как удар под дых.
— Это тот студент, который снимал у нас квартиру.
— Ах да. Что ж, это хорошо. Похоже, о нем позаботятся.
— Может быть, он не поедет, — внезапно говорю я.
Моя мама оборачивается ко мне через плечо и хмурится:
— Почему ты так думаешь? Он так близок к получению диплома. Он бы не отказался от этого сейчас.
Когда она говорит это вот так, как ни в чем не бывало, до меня начинает доходить. Я откидываюсь на спинку дивана и смотрю на экран телевизора, позволяя своим глазам потерять фокус, красный брючный костюм ведущего новостей превращается в искаженную кляксу. Конечно, Бо не отказался бы от своего диплома юриста ради меня. Конечно, он собирается поехать в Остин. Он пришел бы в ужас, узнав, что я колебалась насчет школы-интерната из-за него. О чем я только думала?
Мои родители вздохнули с облегчением, когда за ужином я согласилась на Коннектикут.
Планирование начинается сразу же. Мне нужно будет забрать свои вещи из дома, но они не уверены, когда дороги снова станут проходимыми.
— Почему бы нам не повеселиться и не купить тебе новую одежду? — спрашивает мама, сжимая мое предплечье.
Невозможно испытывать волнение из-за чего-то столь тривиального, как поход по магазинам. Мой город истекает кровью. Сотни тысяч семей вынуждены покинуть свои дома. Я, наверное, никогда больше не увижу Бо.
— У тебя есть адрес электронной почты Бо? — спрашиваю я ее однажды вечером, когда мы планируем занятия, которые буду посещать в Коннектикуте.
— Я не помню его, но он есть у меня на компьютере. Зачем тебе?
Потому что мне нужно с ним поговорить. Потому что я чувствую, что жизнь отдаляет нас друг от друга, и если не буду сопротивляться, то, возможно, никогда больше не смогу с ним поговорить.
— Вы ведь немного подружились, правда? — подталкивает она.
Я киваю, боясь произносить слова.
— Он научил меня танцевать, — шепчу я.
— Я понимаю, что ты беспокоишься о нем, но не стоит. Твой отец вчера разговаривал с ним об аренде жилья, и Бо сказал, что он в Остине. Он сосредоточен на том, чтобы наверстать упущенное на занятиях и вернуть свою маму в ее дом.
— Она вернулась домой?
— По всей видимости.
— Как далеко Остин от Хьюстона?
Она смеется:
— Милая, мы не собираемся навещать Бо. У нас сейчас и так забот предостаточно, и я уверена, что у него тоже.
Ее бесцеремонный смех так расстраивает, что я отталкиваюсь от стола и несусь в заднюю часть дома, в маленькую комнату, которую делю со своими родителями. Я громко захлопываю дверь и сползаю на пол, дыша так тяжело, что видно, как поднимается и опускается моя грудь.
Чувствую себя беспомощной и забытой, как будто вокруг меня все еще бушует ураган. Все меняется, и от меня просто ожидают, что я буду плыть по течению. Я должна воспринимать все это как одно большое приключение, но мне кажется, что это одно большое горе. У меня нет возможности связаться с Бо, если я не украду его номер телефона у одного из родителей или не получу его электронную почту с компьютера мамы, но разве недостаточно того, что я набросилась на него? Письмо, наполненное всеми моими мыслями и чувствами, кажется полным отчаяньем. Мои трогательные слова будут жить на этом белом экране вечно, и Бо всегда сможет вспоминать обо мне как о глупой девчонке, которую он когда-то знал.
«— Мне кажется, я все время надеюсь, что он превратится в кого-то, кем он не является… в кого-то вроде тебя.
— А кто я такой, собственно говоря?
— Я не знаю, как это выразить… кто-то искренний, кто-то, кто старается… — герой.
— Я не герой, Лорен».
Нет, Бо Фортье, не герой.
