— Да! — крикнула она истерическим голосом — Да! Да! Да! Оставьте меня в покое! Оставьте меня в покое!
— Хорошо, — ответил Энди, поворачиваясь к остальным. — Вас оставят в покое, Джули.
Но злая судьба, уже наметившая себе жертву и в течение всего утра подбиравшаяся к ней и посылавшая к ней посла за послом, из которых каждый только увеличивал ее и без того сильное смятение, направила к ней штурмана Уинди. Бородатый, мрачный, с тяжелой поступью, он казался олицетворением Рока. Все присутствующие машинально повернули к нему головы, как статисты в плохо поставленной массовой сцене.
Уинди проходил через сцену. Топ! Топ! Топ! Глаза Парти Энн невольно устремились на пол в поисках грязных следов, которые он всегда оставлял за собой. Возмущенный возглас сорвался с ее губ.
Приблизившись к двери комнаты Джули, Уинди снял фуражку и вытер со лба пот — несомненный признак сильного душевного волнения. Лицо штурмана, озаренное лучами полуденного солнца, падавшими через высокое боковое окно, сделалось совсем бронзовым.
На пороге он несколько мгновений простоял неподвижно, жуя табак и мягко вглядываясь в теплый полумрак комнаты. Казалось, он не заговорит никогда. Артисты молча ждали. В течение стольких лет ежедневно играли они мелодрамы, что не могли не почувствовать той, которая разыгрывалась перед их глазами.
Наконец Уинди заговорил:
— По-видимому, мерзавец Пит что-то замышляет.
Все молчали. Длинная борода, ставшая совершенно желтой от постоянного употребления табака, мерно колыхалась.
— Час тому назад он бежал как сумасшедший по направлению к городу. Это он стащил фотографию Джули. Я видел. Я вообще многое вижу.
Грубо выругавшись, Стив вскочил на ноги.
— Я убью этого…
— Я знаю также, что первую фотографию взяли вы Стив.
Кровь, только что прихлынувшая к щекам Стива и вздувшая жилы на его затылке, теперь отхлынула. На взволнованном и бледном лице ярко горели синие глаза.
— Я не брал ее! Я не брал ее!
Кутаясь в одеяло, Джули села на постели и громко рассмеялась:
— Зачем бы он стал красть мою фотографию! Фотографию собственной жены! Вот глупость!
— Никто не знает об этом, Джули, — мягко сказал Уинди. — Выслушайте меня. Вот уже пятьдесят лет, как я болтаюсь по рекам. Я вижу так же хорошо как в двадцать лет. Из своей рубки я только что видел на пристани Пита в сопровождении Айка Кипера. Айк — местный шериф. Они шли сюда. Через несколько минут они будут здесь.
— Пускай их! — сказал Энди. — Мы заплатили за право давать спектакль. Шериф или кто другой — добро пожаловать.
Но никто не обратил внимания на его слова. Произошло нечто странное и ужасное. Джули соскочила с кровати. Она была в белой ночной рубашке, на плечи ее была накинута шаль, длинные, черные, растрепанные волосы спадали на ее лицо. Она тесно прижалась к Стиву. Послышался звук открываемой двери. Глаза Стива сразу погасли, лицо осунулось, он крепко сжал зубы и довольно грубым движением оттолкнул Джули. Он вынул из кармана большой складной нож. Блеснуло лезвие. Джули не издала ни звука. Но остальные женщины разразились отчаянными криками. Капитан Энди бросился к Стиву — крохотный мышонок, вздумавший совладать с мастодонтом. Одним движением плеч Стив отшвырнул его в сторону:
— Глупец! Я вовсе не собираюсь убивать ее. Идите прочь! Я знаю, что делаю.
Тяжелые шаги приближались.
— Подите навстречу ему и приведите его сюда. Но задержите его хоть на минуту!
Никто не тронулся с места. Звук шагов стал громче. Шериф Айк Кипер шел по палубе.
— Заставьте этих баб замолчать! — крикнул Стив.
Потом повернулся к Джули.
— Это не будет очень больно, дорогая.
С невыразимой нежностью взял он руку Джули и провел острием ножа по ее безымянному пальцу. На пальце появилась красная полоска. Тогда он склонил свою белокурую голову и, прижав губы к ранке, стал сосать ее. С легким стоном Джули опустилась на подушки. Стив закрыл нож и положил его в карман. Шаги шерифа Айка Кипера раздавались уже на сцене. Бледные лица актеров, толпившихся в комнате, — встревоженные, удивленные, потрясенные — повернулись от Джули и Стива к двери, которая вот-вот должна была открыться. Шерифа приготовились встретить гробовым молчанием. Даже Парти безмолвствовала. С широко раскрытыми глазами, ничего не понимая, но чувствуя в воздухе надвигающуюся грозу, Магнолия прижалась к матери.
В эту минуту подошел Айк Кипер. Фалды его сюртука развевались. На груди блестела звезда. Вся сцена напоминала обычную репетицию на «Цветке Хлопка».
— Кто капитан этого судна?
Подергивая бачки, Энди выступил вперед:
— Я капитан. Что вам нужно? Мое имя Хоукс Капитан Энди Хоукс. Я плаваю по этим местам уже лет двадцать.
Он был очень похож на шерифа из мелодрамы, этот Айк Кипер. Черные усы, широкополая черная шляпа, мягкий галстук и высокие сапоги. Сам Стив не лучше сыграл бы эту роль.
— Ну, капитан, как это ни прискорбно, но я должен приступить к исполнению своих обязанностей. У вас на судне есть люди, виновные в кровосмешении.
— В чем? — шепнула Магнолия. — Что это? Что это, мама?
— Тсс! — сказала миссис Хоукс, крепко сжимая ее руку.
— Я вас не понимаю, — заявил капитан Хоукс, уже сообразивший, в чем дело.
— Кровосмешение. Негритянка, вышедшая замуж за белого. Имя белого — Стив Бекер. Имя негритянки… — шериф приблизил бумагу к глазам, — имя негритянки Джули Дозье.
Он окинул взглядом присутствующих.
— Кто здесь Стив Бекер и Джули Дозье?
— О Господи! — пронзительно вскрикнула Элли. — О Господи! О Господи!
— Замолчи! — резко остановил ее Шульци.
Стив подошел к окну и отдернул занавески. Яркий свет ворвался в набитую людьми, неприбранную комнатку. На постели лежала Джули. На бескровном лице ее глаза казались громадными.
— Я Стив Бекер. Вот моя жена.
Шериф Айк Кипер положил бумагу в карман.
— Прошу обоих одеться и следовать за мной.
Джули встала. Она сразу постарела на десять лет.
Обезьянка плакала и стонала в своем меховом гнездышке. Джули машинально протянула руку, вынула обезьянку из муфты и стала греть ее на своей груди. Большие черные глаза Джули были устремлены на шерифа с тем выражением, какое бывает у лунатиков.
Стив Бекер усмехнулся или, вернее, вызвал на своем лице жалкое подобие улыбки. Он обнял Джули и прямо посмотрел шерифу в глаза.
— Человек, в жилах которого есть хоть капля негритянской крови, не считается белым, не так ли?
— Вы правы. Согласно местному закону, одной капли негритянской крови достаточно, чтобы человек считался негром.
