— Издеваешься?
— Совсем нет. Ты что, реально думаешь все это съесть? Или собралась искать собаку, которой скормишь все мясо? Кстати, заметила, что по улицам гуляют только кошки, все собаки сидят по дворам и ни одной бродячей?
— Заметила. Но, может, это в отдельно взятой деревне так?
— Завтра Стон проверим. Так что не нажирайся. Хотя… — он снова улыбался, и я впервые встретила его улыбку с радостью. — Ты завтра столько ступенек пройдешь, что вообще без калорий останешься… Так что ешь, ешь…
Ну я ела — запах же такой обалденный, и шел он… от картошки! Кажется, ничего вкуснее жареной картошечки на свете быть не может. И если мне и хотелось попробовать что-то из мяса, так только колбаски, но Кузьма вдруг принялся перекладывать мне в тарелку аккуратно нарезанные им куски говядины.
— Я больше не буду… — запротестовала я.
— Нет, надо, Федя, надо, — заявил он голосом "Шурика". — Попробуй, она обалденная.
— Верю, но у нас еще салат, который ты вообще непонятно зачем заказал…
— Чтобы никто не ушел голодным. Даш, ну ешь тогда салат. После мяса, — добавил он тут же. — А остальное я попрошу отправить голодным детям Африки посылкой…
— Шутишь?
— Конечно, шучу. Я вообще не привык говорить за ужином о серьезном. Просто…
Он вдруг сделал такую длинную паузу, что я поняла — капец, продолжения не миновать!
— Это единственная возможность говорить с тобой долго. Но я сейчас договорю и больше не буду поднимать эту тему до конца отпуска, договорились?
Я не кивнула, потому что было совсем непонятно, о чем мы можем с ним договориться… И вообще каким местом можно замешать меня в их семейные дрязги.
Глава 28 "Пиво"
— Даш, мне нужно от тебя все твое актерское мастерство…
— У меня его нет, — тут же отрезала я, испугавшись, что мне уготовили не очень приятную роль, каким-то — хотя понятно каким — образом связанную с Кристиной.
— Ты идешь к моей сестре и просишь устроить тебя к отцу на любую должность, но… обязательно в офис.
— Я не буду шпионить! — почти закричала я, перед этим выплюнув на тарелку лист салата, который только что засунула в рот.
— Даш, ты можешь не перебивать?!
У него в руках была вилка с куском мяса — наверное, все же жалость к мясу остановила Кузьму от того, чтобы запустить в меня вилкой. В голосе жалости не было ни на грамм.
— Таська теперь ошивается вечерами в офисе… Я хочу исправить ошибку, которую допустил, забрав от нее мать. Мне нужно… Ты меня вообще слушаешь?
Слушаю? Нет, просто так смотрю на тебя во все глаза!
— Даш, даже если тебе противно перед ней унижаться, сделай это… Ну, для кармы, что ли… Надо, чтобы ты снова подружилась с Таськой. И как-то, уж я не знаю как, вытеснила из ее головы Кристину. Эта девка хуже атомной войны… Ты себе не представляешь, что она творит… И что творит с ней моя сестра.
— Я представляю! — Это само вырвалось. Я не хотела ничего говорить и стушевалась, затараторив: — Ну, ты же сам видел, как они испортили мне день рождения, напившись…
Он улыбнулся, но почти сразу закусил губу, чтобы прекратить улыбаться.
— Даш, если бы они только пили… Они делают вещи пострашнее. Другие хотя бы берут за это деньги…
— Я знаю…
— Знаешь? — Кузьма замер, а потом так шарахнул вилкой по столу, что опрокинул рукой свой недопитый стакан.
Я вскочила первой, хотя пиво потекло в его сторону, да и вообще официант с полотенцем подскочил в считанные доли секунды, но Кузьму уже понесло.
— Знала и молчала? — орал он поверх головы и извинений хорвата. — В твоих глазах это нормально, да? То есть у тебя там ничего не шевельнулось внутри? Подруга детства как бы все-таки…
У меня сейчас повернулось — от незаслуженных обвинений. Я такое вообще не могла себе представить даже от Кристины. Нимфоманки какие-то!
— Я не знала ничего до моего день рождения! — заорала я на его же уровне громкости, даже не подумав, что вокруг нас ужинают люди. — Когда они обе переспали с моим…
Я запнулась, поняв, что сейчас Кузьма подумает не то, ну совсем не то… Но сказать что-то надо. И быстро. Пауза слишком затянулась. И я выдохнула:
— …соседом.
Нет, не поверил… Все понял не так, как это было на самом деле. Поэтому и рухнул обратно на стул и потом секунд десять смотрел мне в лицо, не мигая. А когда я, чувствуя всем телом беснующиеся мурашки, села обратно на ставшую неожиданно жесткой мягкую подушку, сказал:
— Забудь о моем предложении. Забудь… Я, — он зажмурился и зажал в кулаке мокрый край скатерти. — Я не мог такого предположить. Я… Все, Даш, забудь… Я больше ни слова не скажу про сестру. Вот вообще… Можешь мне подзатыльник дать или что похуже сделать, если я вдруг произнесу еще раз ее имя…
Я полностью оцепенела. Ну что я такое сказала, зачем… Обманула не со зла, и теперь он черти что про сестру подумал…
— Кузь, это все не так было…
— Не надо! — он поднял руку, точно успокаивая самого себя. — Тебе тяжело это говорить. Поверь, что мне тоже тяжело это слушать. Знаешь, — он снова повысил голос, чтобы я не сказала больше ни слова. — Я тоже не ангел, согласен. Но мое мудачество никак не оправдывает ни мудачества моего отца, ни блядства моей сестры… И я никогда не стану защищать подобных людей…
— Кузь, послушай меня…
Я сказала это слишком тихо, а надо было заорать или даже кулаком по столу ударить.
— Дай сюда пиво, если не хочешь пить!
Он протянул руку за моим стаканом, но я успела схватить его и прижать к щеке. Это было самое удаленное от Кузьмы место — не дотянется, да и мне прохладный компресс на красное лицо не помешает.
— Можете упаковать нам все это с собой? — выдал Кузьма вернувшемуся официанту, когда тот предложил пересесть за соседний столик. — Я буду очень благодарен.
Потом перевел тяжелый взгляд на меня.
— Кузя, ты все не так понял, — пролепетала я. — Андрей не был моим парнем…
Темный взгляд не просветлел. Мне не поверили.
— Он просто сосед, в детстве мы с ним дружили… Он за мной бегал, да! Но и все… Таська знала, что у меня с Андреем ничего нет. И благодаря ей ничего не будет. Да, ты прав, устроить такое на моей даче свинство, но пусть это остается на совести этих троих. Тебе не должно быть за это стыдно.
Кузьма продолжал буравить меня взглядом. И молчать. Ну скажи ты хоть слово!
— То есть Таська хорошая? — наконец выдал он вопрос.
— Я не сказала, что она хорошая. Но это не то, совсем не то… Скажи, что я должна сделать, чтобы помочь тебе?
Кузьма слишком демонстративно облизал губы. Можно сказать, даже плотоядно… Потому что они у него пересохли!
— Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это отдать мне пиво. Пожалуйста. Я закажу тебе другое. Или вина дома налью. Дай мне пиво!
И я отдала. Оно действительно не пахнет. Или я совершенно потеряла нюх. Нос перестал дышать. Я была на грани — только бы не разреветься. Снова! И из-за чего, из-за чего?
Можно было спокойно зажмуриться, потому что Кузьма не смотрел на меня. Он молча пил пиво, не отрываясь от стакана. Мелкими глотками, но довольно быстро.
— Спасибо. И… Извините за весь этот… За все это безобразие, — добавил он к благодарности официанту, когда тот принес завернутый в фольгу противень для запекания. Хорошо, что, как с пиццами, не упаковал нам керамическую тарелку.
Хорват махнул рукой и даже подмигнул: с кем не бывает, мол. И стало легче. Вообще при всей обходительности, официант совершенно не лебезил перед клиентом. Может, у них так принято — держаться со всеми на равных? Или дело в том, что сам Кузьма ничуть не задирал носа.
— Жаль, не оставить чаевых… — проговорил Кузьма уже за поворотом дома.
— Почему? — спросила я просто так.
Мне было куда важнее проследить, не качается ли Кузьма. Литр пива, может, ему и нипочем, но вот тяжеленный рюкзак за спиной — дело-то серьезное…
— Да я утром пытался оставить чаевые и все не мог понять, чего они мне сдачу суют. Пришлось даже сказать, что это "типы". А сейчас вот прочитал, что у них чаевые в стоимость включены. Говорю ж, они во всем европейцы…
