Я захлопнула за собой дверь, а Иван тут же сорвался с места, в два приёма ко мне приблизился, обогнул и запер дверь на ключ, сунув его в карман.
— Вот это — сразу зря! — предупредила я и бросилась к кровати за своими трусами, но меня перехватили прямо за талию.
Иван поднял меня, развернул к себе лицом прямо в воздухе, а мне осталось только поразиться, насколько сильны его руки.
Это было не очевидно, как бывает у людей занимающихся физическим трудом, а не тягающих штангу в зале.
Иван меня к себе прижал, и наши взгляды оказались на одном уровне. Моё тело вытянулось в струнку, и я даже помотала головой из стороны в сторону.
— Нет… пустите, это плохо. Я вас не стану слушать… ни слова про Оксану и ваш брак…
— Хорошо, вообще ни слова не скажу, — ответил Иван, а я выдохнула с облегчением, но не успела сообразить, как стало ясно: зря дала слабину.
Губы Ивана мне показались кофейными. И очень тёплыми, до пробивающего кожу согревающего света.
Он был настолько самоуверенным, что целовал без спросу, а я не успевала сопротивляться. Это как быть лягушкой в тёплом молоке, и биться, биться, принимая в итоге решение сдаться, потому что никакая логичная, рациональная мысль не работает, когда все доводы противоречат желаниям. И это плохо. Куда хуже, чем можно подумать.
Будь я верующей, бросилась бы отмаливать грехи и каяться в том, что прямо сейчас делала.
Мне казалось, что губы Ивана просолены морским ветром. Что он пропах свободой, которой я в тайне хотела. Он стал больше и значительнее на целых две жизни и превратился в неизведанную бездну, каждый шаг в которую был ошибкой, но так ли интересно был ли грешен и совершал ли ошибки тот, кто уже покоится на дне? Так ли важно, что прежде, чем утонуть, у несчастного были доводы «против», если он уже лежит в мягком иле и его тело глодают подводные жители?
С каждым столкновением Иван становился глубже и понятнее для меня, и оттого страшнее было стоять рядом и чувствовать это захватывающее завывание ветра, срывающегося вниз с обрыва.
И страх, восторг и всплеск адреналина были чужды моему телу, моему, такому примитивному и строгому мозгу.
Я — не авантюристка.
Я лишь читаю про авантюристов книжки.
Я — не целуюсь с чужими мужчинами.
Я лишь верю, что у тех, кто это делает, есть железобетонное оправдание.
— Вы выпустите меня отсюда, — спросила я, прижимаясь, наконец к его лбу своим и заглядывая в глаза.
Глубокие и сверкающие. Сравнимые теперь для меня со сверкающими чистыми северными льдами, о которых я читала в книгах.
Я видела в его глазах магию.
И это было моё воображение, красота в глазах смотрящего, но так ли важен источник, если от чего-то замирает сердце?
Моё — замирало.
— Так нельзя…
— Вы себе даже не представляете, как мы с вами не подходим этому месту и этим людям. И как бы я хотел просыпаться каждое утро под открытым небом, обнимая вас. И рассказать вам о тысячах мест, и показать их. И увидеть, как вы понимаете то, что видите.
— Но?..
Он поставил меня на ноги, но не чтобы отпустить, а чтобы обнять ладонями моё лицо, чтобы гладить его и целовать. Пока его губы следовали собственному маршруту, касаясь моих щёк, висков, скул, губ и кончика носа, я была готова плакать от отчаяния и жмурилась не в силах открыть глаза.
— И вы всё это поняли… — я не дождалась ответа и сама продолжила разговор. — …найдя мои трусы в пасти Джека?
Иван рассмеялся, и от этого мою щёку опалило его дыханием.
— Я не верю, что с вами раньше не случалось столько всего… странного.
— Не случалось. Всё из-за вас.
— Не верю. Хоть это и глупо с моей стороны. Из-за вас я не менее странно себя веду.
— Это как же?
Теперь мы танцевали.
Я отступала в сторону, он за мной, не выпуская меня из рук и продолжая меня касаться, точно это бренное тело уже принадлежало этому человеку, а вовсе не своей хозяйке.
— Поверьте… в моём нынешнем поведении очень мало от нормального. Но я этого ждал. Я полтора года ждал… этого. Ждал, что полностью от всего освобожусь и стану другим человеком. И вы… должны были со мной произойти так или иначе.
— Нет же…
— Да. Поверьте.
— Я вам не верю и не хочу слушать пустые обещания.
— Я вам ничего и не обещаю. И не собираюсь. Я не особенно люблю обещать. И заключать сделки. Они не ведут ни к чему хорошему. Всё что суждено — случится, в этом я уверен. Мне суждено было вас встретить, с вами пообщаться, провести время, узнать вас и в трудный момент, и в весёлый. Проснуться с вами этим утром, дождаться вас тут в моей комнате. Всё это череда событий, которые должны были произойти. И вы с этим не можете поспорить.
— Вы женаты.
— Ненадолго.
— Семья…
— Несуществующая.
— Не верю! Не верю, все так говорят.
— Не стану оправдываться и рассказывать сказки, это низко, — он покачал головой. Прижал меня к себе, и я спрятала лицо у него на груди. — Это ни к чему. Я всё сделаю, вы всё увидите сами, и сомнений не останется. Я обещаю. Но ничего не думайте и меня не отталкивайте. Если вам так проще… я не стану вас трогать, я потерплю, но поверьте… нет, не так. Вы же знаете, что этим утром, проснуться рядом было почти чудом.
— Это и было чудо, так не бывает…
— И это лишнее подтверждение тому, что всё правильно, Лиза. Подождите ещё немного…
Глава 29. Решение Дикого Ангела
Я вышла из чертовой комнаты Ивана, уверенная в двух вещах:
1. Я влюблена
2. Мне нечего больше делать в этом доме
По первому пункту сомнений не было никаких абсолютно. И не потому, что мысли были от и до заняты Иваном, не потому даже, что все внутри меня сладко замирало от одного его взгляда. Причина казалась мне простой и изящной, я перестала видеть подвох в его словах. Я стала верить душой, каждому его слову, а это уже не шутки. Бабушка всегда говорила: «Когда перестаёшь сомневаться в чепухе, которую городит мужик, — это начало конца!»
Я вышла из комнаты на дрожащих ногах с ощущением, что оставила там что-то важное вроде одежды или конечности. Чувство острой нехватки, похожее на то, что возникает, когда вырывают зуб или отстригают длинные волосы под каре.
Второй пункт и того хлеще. Возвращаясь к словам бабушки, становится ясно, что я зомбирована и буду верить каждому слову Ивана, а значит он может творить со мной что угодно. И вовсе не обязательно ему расставаться в итоге с женой, я только что чуть не отдалась этому мужчине и даже не усомнилась, что в этом есть что-то предосудительное. Ну да, конечно! Иван пальцем поманил — я побежала. Нет.
Так быть не должно.
И мне нужно сделать то, что и так рано или поздно должно было случиться.
Оксана не виновата в случившемся, и она не должна уступать мне место.
Просить Ивана угомониться — нечестно. Кто я такая, если то и дело сама даю ему повод? Я сама пришла в его комнату, я пришла к нему на ночную встречу. Я не избегала встреч, действуя на каком-то подсознательном уровне снова и снова.
Очевидно, что лишняя тут я.
Детям я изначально должна была стать только няней. Я сама совершила ошибку, сблизившись с ними, и это, опять таки, моя проблема.
Рано или поздно мой час бы все равно пришёл. Почему не сейчас?
Я просто няня.
Просто. Обычная. Няня.
Которая влезла не в своё дело и должна уйти, не дожидаясь увольнения с позором.
В комнате детей было тихо, Даша и Ванесса увели моих подопечных купаться, как настоящие пионервожатые. Вещей у меня в этом доме было немного, так что, спустя пятнадцать минут, я была готова, и как по заказу раздался шум заезжающей во двор машины: Оксана с подружками вернулась.
* * *
— Я не понимаю, — всхлипнула Оксана. — Что я сделала не так?..
— Ничего, это мое желание.
