— Ева, у тебя было много мужчин? — Она поднимает брови. — Ты не подумай, я не в укор или еще что. Просто мне кажется, ты боишься секса.
Молчание затягивается. Она словно хочет сказать что-то, но вместо этого становится почти безэмоциональной, может быть, поэтому ее улыбка сейчас так не к месту.
— Твоя история. После этого я расскажу свою. Помнишь, как мы договаривались.
— Я думал, мы закончили эту глупую игру.
— Она не глупая. Только… Я хочу, чтобы ты рассказал что-то по настоящему злое, что гложет тебя.
— Думаешь, меня что-то гложет?
— А разве нет?
— Ну… Была одна девчонка. Жила в соседнем доме. — В голове взрыв воспоминаний, крики, слезы, я почти наяву вижу эту пухлую тушку, рыдающую на полу, и не чувствую ничего. — Нет, это история не интересная. Лучше я расскажу, как однажды в США мы развели одного миллионера. Притворились геями с одним моим приятелем. Записали видео, а потом его шантажировали. Короче, он потом пытался нас убить. У меня даже шрам остался. — Поднимаю рубашку, демонстрируя остатки ножевого ранения.. — Но, кстати, он и вывел меня в спорт рестлеров. Мы смогли договориться. И тогда я начал драться на ринге.
— Скучаешь по боям? — спрашивает Ева, но в ее глазах другой вопрос, очередная загадка.
— Может, я смогу в парочке поучаствовать. Если честно, сейчас у меня ощущение, что я могу вообще все.
— Значит… Ты больше ни о чем не жалеешь? То есть о тех людях, которые пострадали из-за тебя.
— Ну а что мне о них волноваться, Ева? Можно, конечно, жить прошлым. Можно страдать и ненавидеть себя. И я это делал. Пять лет ненавидел себя.
— Не себя. Кресло. Ты не ненавидел, ты жалел себя. А теперь готов буквально с ноги ворваться в ту жизнь, которую активно вел.
— Ева, мне очень не хочется ругаться, честно. И доказывать, что я хороший, не стану. Я не хороший, а такой, как есть. И хочу быть с тобой. Разве не это главное?
— Со мной, да. Или с той, что ты себе придумал.
— Об этом можно говорить не прекращая. Мы видим то, что хотим видеть, но я сомневаюсь, что завтра ты вдруг станешь чертом с рогами, дьяволицей, а с парой твоих комплексов и твоим ребенком я справлюсь.
— Ладно, — улыбается она и кивает на чай. — Опять мы с тобой заболтались.
— Почти поссорились ведь, — смеюсь и отламываю нежную вафлю. Все-таки они охрененные. Никто так не сделает. — Ну, я рассказал свою историю. Теперь ты.
— Да, конечно. Она тоже будет короткой. Очень. Жила-была на свете русалочка. И влюбилась она в принца, который жил в королевстве возле моря.
— Эту историю я знаю. Там все закончилась хорошо. Ведьма умерла.
— Это диснеевский вариант. А как насчет настоящего?
— Настоящего?
— О да. Она действительно заключила сделку, получила ноги, но принц не полюбил ее, как было в мультике. И в ночь, когда срок истекал, ей нужно было убить принца и тогда она бы вернулась в морскую пучину.
— Она, конечно, его убила, если не оказалась дурой.
— Она оказалась последней дурой: она оставила принца в живых и обратилась в морскую пену, навсегда сгинув. Любовь делает женщин дурами.
— Безответная, — уточняю я. — Просто мне кажется, каждой женщине надо думать головой. Если у нее не было ног, то куда она лезла.
— Ей на миг, всего на миг, — говорит Ева хрипло, — хотелось почувствовать себя красивой…
— Красивой?
— То есть человеком, я хотела сказать человеком.
— И что я должен вынести из этой истории? Или как я должен связать тебя и русалку? Ты ведь не русалка? — смеюсь я, и Ева пожимает плечами.
— Любая сказка так или иначе чему-то учит.
— Точно. Не заключать сделок с ведьмами.
— Наверное, не любить, если не уверена, что не будет взаимности. Но мы все равно продолжаем рисковать. Снова и снова надеясь попасть в свою сказку, где финал обязательно будет счастливым.
— Слушай, Ева, — поднимаюсь я и подтягиваю ее к себе, быстро целую, глядя в глаза, полные слез. — Наш финал уже счастливый. Никто не сможет омрачить нашу сказку.
«Только мы сами» — почему-то приходит на ум, но я не успеваю ничего сказать, потому что Ева обнимает меня в ответ и целует, прошептав короткое:
— Сказочник.
Глава 35. Харитон
— Ты ведь знаешь, что видеть платье невесты до свадьбы плохая примета?
Я все равно захожу в спальню Евы. Она стоит у зеркала и словно в прострации смотрит на свое отражение. Платье сидит идеально, подчеркивая не только тончайшую талию, но и небольшую грудь, по которой за эти два дня суматохи я уже скучаю.
— Я не верю в приметы, — приближаюсь, встаю за спиной и смотрю на то, как идеально мы смотримся вместе. Она маленькая, тоненькая, достающая своей головой мне еле-еле до губ. Настоящая принцесса. Тяну ли я на принца, не знаю, но вид в зеркале стоит двух часов с парикмахером, издевавшимся надо мной. — Я верю только в себя и в тебя.
Тяну руки к талии, чувствуя нежнейший шелк платья. Ева вздрагивает от моих прикосновений и только сейчас поднимает взгляд, словно замечая меня впервые. Сначала ее глаза расширяются от удивления, в следующий момент она словно задыхается, пока я пытаюсь понять, что именно ее так поразило.
— Не узнала меня?
— Узнала. Даже слишком узнала, — снова говорит загадками. Сегодня ночью я разгадаю каждую. — Ты очень красивый.
— Ты не видела меня лысым, — хмыкаю и прижимаю к себе бедрами, чтобы она ощутила, как мне нравится ее пристальное внимание, ее комплименты. — На ринге. Всего в поту. Телки пищали от восторга.
— И тебе это нравилось…
— Теперь мне будет нравиться, когда будешь пищать ты. В тот момент, когда я буду в тебе. Очень глубоко, — провожу носом по лакированным волосам, которые собраны в идеальную прическу, украшенную жемчужинами. — Скажи, что я не один схожу с ума в ожидании сегодняшней ночи. Скажи, что тоже хочешь меня.
Ева прикрывает глаза, опускает голову мне на плечо, поднимает руку и ерошит волосы, до сладкой боли оттягивает их, чуть елозит бедрами, проверяя мою выдержку. Черт, как мешают эти чертовы тряпки.
— Очень хочу. Не представляешь себе, как.
Мне даже кажется, что по ее щеке скатывается слеза. Не хочется видеть ее слез, только если от сладкой боли во время секса или от счастья. Я разворачиваю ее к себе, надавливаю на поясницу, вжимая в себя как можно крепче, и стираю помаду грубым поцелуем. Всего несколько часов. Несколько часов фарса под названием свадьба, чтобы все увидели, что я не беспомощное дерьмо, что больше не инвалид, и я закроюсь с Евой на неделю.
— Харитон, — обрывает она меня, облизывая припухшие от поцелуя губы. Чертовски сексуальные. — Давай уедем. Прямо сейчас. Бросим все и просто уедем.
Заманчиво, но я не готов лишаться удовольствия видеть лица всех этих ублюдков, что жалели меня взглядами и сочувствовали на протяжении нескольких лет.
— И что же, ты зря потратила столько времени? Зря готовилась, сидела несколько часов, пока тебе наносили макияж?
— Считаешь, все это важнее нас?
— Нет ничего важнее нас, но свадьбу отменять не буду. Да и ты разве не мечтала о большой свадьбе? Платье? Гостях, которые будут тобой восхищаться.
Ева глотает смешок, прикрывая лицо руками.
— Мечтала. Очень.
— Ну вот видишь. Моя совершенная Ева, ты оживила Дракулу, неужели ты не рада?
— Оживила ли…
— Опять твои загадки. Ну все. Буду ждать тебя у алтаря через двадцать минут.
Собираюсь отойти, но Ева вцепляется в лацканы моего пиджака, подтягивается на носочках, шепчет в губы:
— Харитон, я тебя люблю.
Странно это слышать. Почему-то думал, что это будет во время ее кульминации. Но и сейчас по телу проходят приятные волны тепла, а ее трясущиеся руки только добавляют радости от этих простых слов. Я слышал это только однажды. От страшной девочки, которую поимел на отцовской вечеринке. Она так легко пошла со мной в нужный кабинет, так легко разделась, так легко пустила меня в себя в кромешной темноте, которая в самый ответственный момент озарилась светом, опаляя девчонку несмываемым позором.
