На столике между ними горела декоративная свеча, вставленная в изысканную цветочную композицию.
— Генри, я так рада тебя видеть, — начала было Джулия.
Ее ладонь скользнула по столу и коснулась пальцев его сильных, мужественных рук. Генри молчал. Свободную руку он опустил в карман своего пиджака, все так же смотря на Джулию. Это был маленький белый квадратный лист бумаги, и Брикман положил его на стол посередине. Он не вытягивал своей ладони из ее нежных пальцев. Она сама отдернула руку, когда увидела этот листок. Джулия закрыла глаза и медленно откинулась на спинку стула. Генри продолжал смотреть на нее.
— Я нашел это в доме Коккинакиса во время обыска, — едва выдавил он охрипшим голосом.
Генри запоминал ее лицо, которое мечтал бы никогда не встречать до этого. Тогда сейчас было бы гораздо легче. Ему хотелось касаться ее губ и щек, ласкать, трогать и целовать до умопомрачения. Он нуждался в этой женщине, но он не был способен переступить через себя — это против правил. Он не мог предать самого себя, иначе это был бы уже не Генри Брикман, а какой-то совершенно другой человек.
Джулия молчала.
— Богатые люди не залазят в галерею, — продолжал хрипеть Брикман, едва произнося слова, будто они приносили ему физическую боль, — но они платят огромные деньги тем, кто это сделает для них.
— Я думала, что люблю Тео, — по щеке Джулии покатилась слеза, — это должен был быть подарок на свадьбу.
Генри горько рассмеялся. С самого начала он разгадал все верно.
— Коккинакису было неизвестно, что он из кожи вон лезет, чтобы подставить своего заказчика. Кто еще об этом знает, Джулия?
— Никто, — вытерла она предательскую влагу с щек, — я связывалась с ними по средствам виртуальной реальности.
Генри откашлялся в кулак и поднял листок бумаги, сжимая его двумя длинными пальцами. Ему было очень больно внутри, как никогда еще не было больно физически снаружи.
— На этом клочке адрес мастерской твоего деда. Единственная улика, связывающая тебя и их. Туда бы отправилась картина, верно?
Джулия кивнула, а Генри заговорил быстро и как-то растерянно:
— Мне известен этот адрес потому, что я бывал там однажды. Ранее я уже рассказывал тебе об этом. Другие полицейские просто не обратили внимания на это, и я незаметно забрал бумагу с собой, — его лицо пылало. — Я скучал. Я так чертовски скучал по тебе, Джулия, — неожиданно закончил Брикман, а девушка всхлипнула.
— Генри, пожалуйста, это была ошибка — идиотский поступок. Но тогда я была совершенно другим человеком, я думала, что влюблена в него и хотела сделать ему незабываемый подарок, — слезы градом потекли из глаз девушки, — останься со мной.
— Я не могу, — снова захрипел Брикман. — Из-за твоего безрассудства пострадали люди.
— Они могли выполнить любой другой заказ. Они взялись бы за другую работу. Ты же знаешь, — вскрикнула Джулия.
— Я не могу, — снова и снова хрипел Брикман, поднимаясь со стула, — все это время это была ты, — тяжело вздохнул агент.
— Пожалуйста… останься со мной.
— Знаете, мисс Джулия, вы поменяли мое отношение к любви. Саморазрушительное пристрастие к кому-либо, вот что отныне я буду считать любовью, — вздернул Генри подбородок.
Джулия опустила глаза. Брикман не переставал смотреть на нее. Затем потянулся к столу и поднес небольшой кусочек бумаги к пламени свечи. Он сжёг его дотла. Уничтожив тем самым единственную улику против Орманд.
— Видимо, я не такой уж и бесчувственный, — грустно улыбнулся Генри и взглянул на Джулию в последний раз. После чего перекинул пиджак через правую руку и направился к выходу, широко шагая. За спиной он снова услышал сдавленное:
— Генри…
