– О чём ты, Марго? – раздаётся холодный, пробирающий до костей голос, хотя я чувствовала, что Лев отлично понимает, что имеет в виду его бабушка.
До смерти хотелось заглянуть за дверь. Посмотреть на них. Но я побоялась, что меня заметят.
– Она ведь хорошая девочка. Дикая, совершенно невоспитанная и лишённая всякой культуры, но хорошая. – Её сухой голос был скрипучим, прокуренным, противно царапающим мои барабанные перепонки, но злости или раздражения я в ее словах не услышала. И не понимала, к чему она ведёт этот разговор. – Да, ребёнком я её не знала, в отличие от тебя, но это не значит, что мне безразлична её судьба.
– Боже, Маргарита Фёдоровна, давно ли тебя стали волновать чужие жизни? – прерывает её насмешливый голос Льва, из которого льётся неприкрытый сарказм. – С чего вдруг чумазая девка растопила твоё холодное сердце?
Вздрогнула, будто меня ударили в солнечное сплетение. Боль опутала рёбра, сдавливая и мешая дышать. Вроде в глубине души понимала, что именно такой меня видит Питон. Но правда оказалась горше, чем мне представлялось.
Прикусила губу, неожиданно поняв, что готова разреветься. А я ведь даже на похоронах мамы и слезинки не проронила под обвиняющими взглядами родственников с её стороны, никогда не интересовавшимися моим существованием.
И тут вдруг от слов пригревшего меня мужчины я настолько размякла…
– Перестань, Лёва, порой твоя жестокость пугает. Я видела, как ты на неё смотришь, и решила, что в тебе есть человечность. Хотя бы её зачатки. Но даже после сегодняшнего, неужели ты не пощадишь её? Она ведь в опасности. И из-за кого? Из-за нас, людей, которых она даже не знает, по сути.
Звон бокала заставил меня вздрогнуть. Не понимала, что произошло. Будто кто-то случайно или специально разбил фужер. Всё же осмелилась заглянуть в приоткрытую дверь, чтобы увидеть, как Лев наливает себе очередную порцию. Он что, разбил свой бокал? Странно. Он совсем не походил на человека, не умевшего контролировать эмоции.
Впрочем, что я о нём знаю? Ничего.
– Ты не видела, как она живёт, – привычно спокойно парирует, точно не он разбил только что бокал, как я полагала, швырнув в стену. – Считаешь, что стоило её оставить в той дыре? Там ей было бы комфортнее?
– Там у неё имелось больше шансов выжить, – упрямо гнула линию бабушка. А я совсем ничего из их разговора не понимала.
Потёрла лицо, ощущая, как накатывает усталость. Разом обрушивается на меня, словно таблетки вновь дали о себе знать, давя на веки.
– Ты предлагаешь вернуть её обратно туда, где наша семейка её не найдёт? – очередной едкий вопрос Питона. Странно, я считала, что в нём нет яда, но вместе с Марго захлёбывалась в нём.
– Предлагаю защитить ее. И ты знаешь, как это можно сделать. Единственный способ это сделать, – с нажимом повторяет Марго, игнорируя тон внука. Судя по всему, у неё давно выработалось противоядие.
– Нет. Давай прекратим этот бестолковый разговор, – жёстко останавливает бабушку таким голосом, что даже мне становится не по себе.
Всё же отношения у них странные. Лев ведёт себя так, будто всю жизнь рос на улице. И никакой связи с окружающим нас богатством не имел. Сам он словно высечен из гранита, прочного и такого крепкого, что к сердцевине не пробраться. Везде броня. Нет в нём мягкости, которая может быть свойственна тем, кто не боролся за место под солнцем с детства.
– Лев, её ведь убьют, – едва слышно произносит. Так тихо, что я не сразу расслышала её слова.
Но, когда их смысл дошёл до меня, вся сжалась.
– Будем считать, что это необходимая жертва, – ответил дядя.
И вокруг всё закружилось, завертелось, и только стук подошв его ботинок о паркет заставил мобилизоваться. Собрать все свои силы, чтобы уйти. Оглянулась, понимая, что на принятие решения у меня считаные секунды. Не успею скрыться, убежав в комнату. Он заметит… А после подслушанного я не уверена, что он не принесёт обряд жертвоприношения прямо здесь.
Взяла в руки домашние тапочки и дернулась в ту сторону, куда шла изначально, – в кухню. Стараясь не слишком шуметь. Добежала до неё, не понимая, шёл ли кто-то следом.
Остановившись, прислушалась, не различая, где стук сердца, а где – возможные шаги. Было тихо. Казалось, никто сюда не шёл. Да и зачем Льву понадобилось бы среди ночи являться в кухню?
Спустя минут десять осмелилась включить свет под раковиной. Плеснула себе холодной воды в лицо. Утёрлась бумажным полотенцем, пробуя привести мысли в порядок, но получалось с трудом.
И как ни странно, голод всё же прогрызал в желудке язву. Но вместо того, чтобы заглянуть в холодильник, забралась на высокий стул.
Схватившись за голову, пробовала переварить информацию. Но единственное, что поняла: если меня пустят в расход, Лев не станет особо горевать и пытаться меня спасти, как это сделал сегодня.
Это обстоятельство просверлило в груди огромную дыру, образовывая внутри пустоту. Зияющую, чёрную, бездонную. Поглощающую все прочие чувства.
Почему я вдруг решила, что значу для него хотя бы что-то? Так наивно и глупо.
Меня тянуло к нему против всех доводов разума. Мне хотелось греться о его тепло и питаться силой, которую он источал. Прятаться за ним от злых монстров. Но вдруг монстр он сам?
Вздрогнула, когда кухня озарилась светом. После полутьмы глазам сделалось больно. И я лишь моргала, привыкая.
– Почему ты не спишь? – раздался вопрос дяди. И говорил он со мной совсем не таким голосом, как с бабушкой. Где-то даже мягким и обеспокоенным.
Глава 13.2.
Глава 13.2
Именно он заставил взглянуть на него удивлённо, а не испуганно. Возможно, это меня и спасло от разоблачения, хотя сердце настойчиво билось о рёбра.
– Проголодалась, – тихо отвечаю, ощущая, как все внутренности дрожат от страха.
Лев выразительно смотрит на пустой стол, за которым я устроилась.
А я не могу понять, верит он мне или нет. Догадался ли о том, что я стояла под дверью и слышала весь разговор? Что мне грозит за новые знания? А если выложу в лоб всё услышанное? А вдруг это его очередная игра и так он насмехается надо мной, понимая, что деваться мне некуда?
В тот короткий миг, показавшийся мне вечностью, пока Лев буравил мой лоб взглядом, словно желая проникнуть под череп, я представила, что может случиться.
Раскрою карты. Спрошу прямо, что от меня требуется и почему на кону моя жизнь. Как он поступит? Не станет строить из себя доброго дядечку и запрёт где-нибудь в подвале, выпуская лишь по надобности. В том, что он на это способен, сомнений давно не осталось.
А если смолчу… Появится время продумать план побега. Заработать денег.
– Что-то нехорошо стало, – честно признаюсь, забираясь пальцами в волосы и пряча глаза. Язык слушается плохо, от волнения пульсация в голове увеличивается, а свет давит, множа неприятные ощущения.
Словно прочитав всё по моему лицу, Лев приглушает свет. Открывает холодильник, изучая его с таким видом, будто раньше ему не приходилось в него заглядывать.
– Что ты хочешь? Тут есть ужин.
Отрываясь от изучения узора на мраморной столешнице, я поднимаю к нему недоумённый взгляд. Хлопаю ресницами, не соображая, что сейчас происходит. Он что, хочет накормить меня? После того как признался, что моя жизнь для него ничего не стоит?
Лев обернулся через плечо, ожидая моего ответа. Но у меня словно язык отнялся. Я смотрела ему в спину в упор. Уровень его лицемерия не укладывался в моей картине мира.
– Вера, – напомнил.
– Молоко. Если можно, с мёдом, – тихо прошу, давя ладонями на голову.
Пока Лев готовил, ощущала его взгляд на себе. Не знаю, как это возможно. Но я его чувствовала. Знала, что он ждёт, когда я посмотрю на него и наши глаза встретятся. Только мне этого не хотелось.
Во мне росла тьма. Ещё с детства. С приходом понимания, что я никому не нужна и не важна. Она брала начало где-то в районе солнечного сплетения. Захватывая постепенно всё тело. Мешая дышать и жить, как все. Её можно было бы заполнить любовью, привязанностью, теплом. Закрыть во мне бреши, из которых тянуло могильным холодом. Но таких ресурсов я сама не имела.
