Вообще, уровень подготовки впечатляет.
Я реально не ожидала ничего подобного, когда соглашалась продолжить свидание.
Рассчитывама, максимум, на кино. Или, например, на прогулку в парке… Все это мы с Олегом уже обкатали миллион раз, он мне и романтическое свидание на крыше тоже устраивал, есть у нас в городе такая популярная крыша, половина фоток удачливых девчонок, которые считают, что им повезло с парнем, оттуда. Олег подключал специальное агентство, которое все ему все это делало…
А здесь…
Я что-то сильно сомневаюсь, что про эту крышу хоть кто-то знает. Хотя, если б то же самое агентство выяснило, то реально обогатилось бы. Здесь невероятный вид на реку, наверняка, шикарные закаты и рассветы, можно все обыграть…
Однако же, никто ничего не знает.
Кроме Немого.
И это странно, очень странно…
— Я здесь живу, — неожиданно звучит ответ, я удивленно открываю рот, жду чуть-чуть, что Немой как-то распространит предложение, но, естественно, не дожидаюсь.
Ну что же, уточняющие вопросы — наше все…
— Где? На крыше?
Максимально невинно, и , главное, без улыбки спросить.
Немой хмурится, изучает мое лицо пару секунд, словно выискивает издевку, не находит и нехотя отвечает:
— Нет… Здесь, в доме…
Ого…
Неплохо живет Немой… Место, насколько я знаю, довольно дорогое. Но теперь хотя бы понятно, откуда у него ключи от крыши.
— Родители живут? — уточняю я, неожиданно как-то растерявшись даже. И чуть-чуть напрягшись. Он ведь… Словно домой меня привел. А это уже наглость. Даже Олег себе такого не позволял в первое свидание. Хотя… Олег и не целовал меня на нашем первом свидании. Я не позволила. Так что Немой его по этому параметру уже превзошел…
— Нет, — коротко отвечает Немой, — я. Один.
— Один? Снимаешь?
— Нет…
Больше он ничего не говорит, а я не могу уже спрашивать. Почему-то это кажется неправильным и чересчур навязчивым. Словно выясняю его благосостояние, наличие соседей, с далеко идущими планами… А я ведь ничего такого…
Пожимаю плечами, поворачиваюсь опять к сцене. Там уже оркестр прекращает настройку, прожекторы затемняют место действия.
И все вокруг погружается в полумрак. И наша крыша тоже.
— Садись, — Немой, не двигаясь специально, каким-то образом оказывается еще ближе, буквально за спиной, касается меня. Не руками, нет!
Всем телом словно.
Я ощущаю, как волосы на шее шевелятся от его дыхания, и паникую, думая, что зря я согласилась, зря такая смелая…
Но теперь не убегать же с криками от него? Это смешно… И раньше надо было, пока не догнал…
Ну, ничего, посмотрим спектакль, а потом я поеду домой… Да, ничего больше и не будет.
Он сам, наверняка, уже сто раз пожалел о своей несдержанности и точно знает, что я ничего больше не позволю. А я и не позволю. Правильно считает.
Значит, и пробовать не будет. Да? Да.
Я киваю, смело делаю шаг вперед, сажусь на пенку, стараясь устроиться ближе к краю, опираюсь на бортик, как на высокие перила в театре, и смотрю исключительно на сцену. Очень удобно, надо сказать. Хотя и немного прохладно.
Невольно ежусь.
— Замерзла? — хриплый голос раздается совсем рядом, над макушкой, провоцируя марш мурашек от шеи до копчика, а затем мне на плечи падает пушистый теплый плед.
И сразу становится тепло, уютно и невероятно приятно. От того, что он такой… Предусмотрительный?
Надо же…
Все продумал…
Или, все-таки, воспользовался услугами агентства?
Олег, гад!
Я теперь всех подозревать буду!
Но не похоже, что Немой прибегал к помощи профессионалов. Они бы точно тут столик поставили и тарелки. И уж сто процентов не оставили бы фрукты и печенье прямо в упаковке.
Пока я размышляю, Немой садится рядом.
Не прямо близко-близко, но на расстоянии касания. Немного напрягаюсь, когда протягивает руку, но он всего лишь открывает вино и разливает его по пластиковым стаканчикам.
Предлагает мне.
Я храбро беру, хотя спиртным вообще не увлекаюсь, особенно, учитывая последний эпический раз с Радужной Поняшкой…
Но вино, легкое, фруктовое, приятно пахнет, и, судя по всему, совсем малоалкогольное.
— Спасибо, — благодарю я Немого, отпиваю чуть-чуть, смакую вкус, смотрю искоса на его профиль, четкий на фоне уже зашедшего солнца, — а что сегодня тут будет?
— “Юнона и Авось”, — коротко отвечает он и тоже отпивает глоток.
Я не комментирую это никак, в принципе, даже радуясь, что он пьет, значит, у меня будет повод вызвать такси после представления.
Киваю.
Со сцены звучат первые ноты пролога, и я смотрю только туда.
Не скажу, что действие постановки вначале полностью увлекает, мне кажется, это и невозможно, учитывая обстановку.
Но песни безумно красивые, я , конечно, как и многие, слышала основную тему оперы “Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу”, но кроме нее, здесь очень много еще всего, не менее пронзительного и пробирающего до глубин души.
В итоге я , конечно, увлекаюсь, впечатляюсь, как-то между делом выпиваю весь стаканчик, и не замечаю, как Немой обновляет его. И еще раз. И еще.
Когда в голове начинает чуть-чуть шуметь, спохватываюсь и съедаю несколько ягод винограда.
Становится легко и приятно на душе, музыка расслабляет, темный вечер, уже давно перетекший в черную по-осеннему ночь, совсем не холодный. Или это мне так тепло под пледом?
Или это горячий бок моего спутника не дает замерзуть?
Когда он успел сесть настолько рядом? Вроде, вот только на расстоянии руки был…
Я , осознав внезапную близость Немого, выпрямляюсь невольно, чуть напрягаюсь. И смотрю строго на сцену. Строго.
— Тебе нравится? — раздается у меня над макушкой.
Боже… Он как-то так сидит, что я поневоле опираюсь о его грудь плечом и частью спины. А его дыхание, тяжелое и горячее, ворошит волосы на затылке и возле уха. От этого почему-то щекотно и страшно…
— Да-а-а… — тяну я, отставляя стакан в сторону, подальше, чтоб не успел обновить, и быстро закидывая в рот еще пару винградин.
Я и не заметила, как немного повело.
Странно так… Может, поэтому первоначальный страх уходит, а легкий напряг и ожидание непонятно, чего, остается…
На сцене граф Резанов прощается с Кончитой, музыка обволакивает и красиво ложится на мое настроение.
На эту темную ночь, на тихий плеск реки, который сейчас не слышится, но угадывается. На дуновение ветра, легкое, освежающее.
На дыхание неподвижно сидящего за моей спиной парня. Тяжелое. Напряженное. Словно он… Сдерживает его? Почему?
Почему у него настолько каменная грудь? И рука, потянувшаяся за вином, жесткая, перевитое венами запястье скульптурное.
А прикосновение губ к шее… Горячее. Неожиданное.
Ожидаемое.
Глава 25
Немой
Я не люблю извиняться. Не умею, не научили. Отец сам никогда не просил прощения, хотя было за что, и вообще не считал, что мужику эта опция необходима. Типа, если что-то делаешь, имей потом мужество отвечать за свои поступки. А извинения и откат назад говорят только о том, что ты в своих действиях чего-то не предусмотел. Значит, кто ты? Правильно, слабак. Его сын не может быть слабаком.
Так что…
Так что с Алькой это я, можно сказать, целку сломал.
Извинился.
И, как сейчас выясняется, очень правильно сделал! Потому что, если б не извинился, то… То не было бы этого всего.
Того, что конкретно в эту минуту происходит.
А происходит невероятное.
Я сижу рядом с ней, чуть позади, так, чтоб без палева прикоснуться к спине и плечу. Вроде, это и не касание, вроде, это все просто так…
А вот вообще не просто так!
И охереть, какое касание!
Не знаю, как она, а вот я весь уже горячий, дотронься — огнище будет!
Она сидит передо мной, увлеченная постановкой, а я увлечен только ею.
Ее тонкой шеей, такой беззащитной сейчас, соблазнительной. Губы сохнут от того, как сильно хочется дотронуться. Просто чуть-чуть скользнуть… Собрать тепло ее медовой кожи, ощутить, как сладко-беспомощно дрогнет, как податливо прогнется… Если бы реально знал, что так и сделает, что дрогнет, что прогнется, приглашая к действию, давно бы сделал…
