Да потому что я все про тебя знаю, папочкина принцеска! Вообще все.
И какой сок предпочитаешь, и что в компаниях всегда пьешь этот дурацкий безалкогольный грушевый мохито, и что салат любишь обычный, овощной. А сладкое не любишь. Пицца тебе нравится с пепперони, а мясо — говяжий стейк медиум прожарки. Да, я — тот еще сталкер и тот еще дебил. Все про тебя знаю.
И, по идее, сейчас должен бы все усилия направить на то, чтоб реализовать свои долгоиграющие мечты. Ведь реально шанс, такой шанс!
Я вспоминаю, как стоял сегодня перед зеркалом, придирчиво осматривая себя на предмет критических проебов во внешности и бесясь, потому что этих проебов, как мне казалось, вагонище, и никуда их не денешь. Рожа выглядела небритой, как ты ни скобли ее, нос тоже не выправить, легкое искривление так и осталось, это приятель папаши постарался, урод, решивший поучить шенка правильному удару. Папаша его потом тоже поучил. Качественно. Глаза горели, как у дебила, взволнованно и радостно. На футболке опять проявлялись пятна от пота, приходилось с матом менять на другую. Джинсы… Ну, джинсы, как джинсы… Короче, вместо спокойного и уверенного в себе парня, на меня из зеркала смотрел идиот с взволнованной кривоносой рожей.
А букет ромашек, который с особой тщательностью выбирал целый час в цветочном магазине, только подчеркивал общий дебилизм образа и ситуации в целом.
Я дико волновался и привычно прятал это все под хамским поведением и молчанием.
У меня всегда так: если критическая ситуация, то я затыкаюсь намертво и просто действую. Если разборка с другими, то сразу бью. Первым, как папаша с дедом учили. А вот если с девчонками… То тут тоже обычно не требовались разговоры. И девчонки у меня были такие, что не бесед светских ждали.
Так что такая ситуация, когда надо развлекать девочку орально, словами, то есть, у меня вообще впервые. И опыта нет в этом деле!
И вот надо же, чтоб первый раз случился именно с острой на язык Принцеской!
Которая, конечно, вся из себя правильная и слова грубого не скажет, но бьет ведь прицельно.
Так, что в себя прийти не могу.
И, на автомате, тупо хамлю в ответ на мягкие, полные яда, фразы.
Хамлю, стараясь вывести ее, и злясь на себя дико, потому что понимаю, что похерил я свой шанс, свиданку похерил, и ничего мне как не светило, так и не светит. И, когда понимание это накрывает с головой… Неожиданно становится легче. Словно руки развязываются.
Я все равно для нее теперь навсегда мудак и дебил, так хули сдерживаться?
Она не срывается все же, лупит меня ладошкой по щеке. А я пропускаю удар. Первый раз с пятнадцати лет.
И сам не понимаю, как теряю контроль полностью, перехватываю ее, грубо, по-хамски, тяну на себя.
Принцеска запрокидывает голову, таращит на меня голубые испуганные озера глаз, а я, поймав себя на неожиданно дурном кайфовом удовлетворении, потому что мечты, сука, сбываются, пусть даже в таком вот, извращенном виде, наклоняюсь к ее полураскрытым , манящим губам и выдыхаю:
— Бесишь меня!
— А ты — меня! — не остается в долгу Алька, бледнея и жалко трепыхаясь в моих руках.
Мне ее беспомощность, слабость приносят сладкое, болезненное удовольствие, которое хочется продлить. И сделать его еще острее.
И я не сопротивляюсь своим желаниям. Свидака проебана, шанс на нормальные отношения — тоже.
Можно не стесняться, да?
Резко наклоняюсь и прижимаюсь жадным ртом к дрогнувшим под моим напором губам.
И голову тут же выносит таким ударом кайфа, что стоять получается с трудом!
Она все еще пытается трепыхаться, сладко так, завлекательно, словно воробушек в лапах кошака. С пониманием, что все, приплыли, и верой в то, что все еще возможно.
Невозможно, принцеска… Невозможно.
Ее губы такие сладкие, такие вкусные, что я поневоле удивляюсь тому, насколько это не совпало с моими многолетними фантазиями.
Насколько все круче в реале!
Я с жадностью вылизываю ее, кусаю, кажется, даже рычу что-то, повелительное, приказывающее подчиниться, не трепыхаться больше, сграбастываю ее всю, целиком, отрывая от земли и жарко щупая сразу везде. И не могу насытиться до конца своей насильной вседозволенностью, не могу прекратить все!
Слишком долго ждал!
Слишком долго хотел!
Слишком хорошо понимаю, что это у меня только один раз будет! Только раз! Больше она мне не даст! Не подпустит к себе ни за что!
Я это знаю. И потому тяну мое случайное сладкое мгновение кайфа, как могу.
От Альки пахнет сладостью, нежностью, невинностью даже. И вкус ее губ, с нотками мяты и грушевого нектара, сносит остатки самоконтроля.
Я хочу ее прямо тут, в этом пафосном рестике, на этом столе. Прямо сейчас.
Зарываюсь пятерней в пушистые волосы на затылке, кусаю пухлые губы, потом скольжу ниже, по скуле, к мочке ушка, полупрозрачного, вкусного, она уже не вырывается, только ахает сдавленно, дрожит в моих руках… Я ощущаю дикую, невозможную эйфорию от ее ответа, тут же прикусываю на эмоциях кожу возле ушка, всасываюсь, как долбанный вампир, умирая от кайфа и вкуса ее кожи на языке, и Алька замирает, стонет, вытягивается тростинкой в моих лапах…
Припечатываю на инстинктах ее сильнее к себе, подхватываю под круглую попку, что не давала мне покоя все это время…
— Эм-м-м… Я прошу прощения, молодые люди… — голос официанта заставляет нас замереть. — Здесь общественное место, люди с детьми приходят… Не могли бы вы…
Я лично ничего не могу сейчас. Просто неспособен. Ни руки разомкнуть, ни губы оторвать от ее вкусной до безумия кожи. Ни сказать хоть что-то.
Алька приходит в себя быстрее.
И пользуется моим временным ступором, каким-то образом скользнув по мне, словно маленькая кошечка по стволу дерева, выбирается из загребущих онемевших лап и, подхватив сумочку, выбегает из ресторана.
Я тупо моргаю на сохраняющего достоинство официанта, а затем…
Затем словно обухом по голове лупит!
Она мне ответила!
Она реально ответила! Стонала в моих руках!
Бля!
И куда это она после такого мотанула?
Мне тоже надо в ту сторону!
Бросаю на стол крупную купюру, подхватываю куртку и выношусь следом за бегущей хрен знает куда Алькой.
Я не думаю сейчас ни о чем, кроме одного: догнать! Догнать! И… И дальше будет видно.
Глава 23
Я выбегаю из ресторана, ничего не видя перед собой и особо не соображая, куда меня несет.
В глазах красное марево, щеки пылают, уши горят, и все внутри горит! Меня плавит от замешательства и стыда!
Бегу по улице прочь, подальше от этого места, видевшего и, наверняка, сладко посмаковавшего мой позор, от Немого, оказавшегося очень даже говорящим и, мало того, что говорящим, так еще и действующим!
Да уж, он явно не из тех, кто теряется рядом с девушкой, кто не знает, что с ней делать!
Этот отлично знает!
И делает!
И блин! Почему я не отбивалась? Почему позволяла? Почему?
Главное, словно марево какое-то накрыло удушающее, и сразу с головой! Словно под водой оказалась, уши закладывает, в глазах темно, воздуха нет, в голове — паника!
Никогда со мной не было такого, чтоб настолько отключало! Никогда! Ни при поцелуях с Олегом, ни в постели с ним… Ни разу! Вообще!
Я словно в дурном романе очутилась внезапно, где тело героиню предает. Всегда смеялась над этими штампами… И что? Я сама теперь — ходячий штамп!
Да как мне в глаза смотреть… Кому бы то ни было?
Я убегаю, трусливо опасаясь оглянуться, опасаясь погони, сжимаю чудом прихваченную со стола сумочку, мечтая внезапно оказаться у себя дома, в безопасности…
И когда неожиданно упираюсь в преграду, очень знакомо пахнущую, каменную, жесткую преграду, не могу притормозить, на автомате врезаясь лицом. В то же мгновение осознаю все, поспешно упираюсь ладонями в горячую, ходящую ходуном грудь, обжигаясь, отдергиваю ладони, опять по инерции вписываясь щекой в Немого.
