все уставы, вместе взятые.
Сержант переглянулся с Воронько и замялся.
— Как так получилось, сержант, что наша машина подорвалась на мине? Погиб человек!
— Не могу знать, товарищ полковник! — хриплым от волнения голосом чеканил Малой. — Мы заметили движение в лесу у дороги, поэтому решили проверить, что там! В ходе проверки был убит один корреспондент и один взят в плен!
Слушая доклад сержанта, я смотрел на Дашу. Её опечалила весть о погибшем сослуживце — это было видно по её лицу. Что ж, она хотя бы отдупляет, что это её вина? Меня не могло это не радовать.
— Вы убили корреспондента? — уточнил я, внутренне вскипая от ярости. — Вы в своём уме?
Лицо Коли покрылось густой испариной. Он, так же, как и я, как и все присутствующие, понимал, что это просто пиздец!
— Разрешите обратиться, товарищ полковник! — не выдержала Дашка.
— Обращайтесь, Воронько!
— Девка была вооружена! У меня не было другого выбора!
Господи, боже! Это ещё и женщина? Они пристрелили женщину-корреспондента?
Даша! Её убила Даша! Это такой сюрприз у неё? Просто зашибись!
— Второго корреспондента мы взяли в плен! — продолжила "добивать" меня девчонка.
— Мы не берём пленных, капитан! — напомнил я ей. — Так какого хера? Зачем нам военный корреспондент?
— Виновата, товарищ полковник! Но тут особый случай! Это Анна Дюпон! Дочка Андре Дюпона! Мы можем использовать её в своих целях, как заложника!
А вот это уже интересно! Я что-то слышал о том, что эта фрогийка-патриотка отправилась в Кижи, но посчитал это фарсом и балабольством, подкрепляющим предвыборную кампанию Дюпона.
— Вы уверены, что это именно она?
— Вот её документы! — Дашка вынула из кармана пластиковый жетон корреспондента на шнурке, а затем положила передо мной на стол.
Я пробежался по жетону глазами. Так и есть: Анна Дюпон. Фото девушки я разглядывал немного дольше. Красивая. Черты лица такие юные и нежные...
Каким надо быть пидорасом, чтобы отпустить свою дочь на войну? Она же ещё совсем ребёнок!
— Вот ещё полезные сведения! — положила девушка передо мной профессиональную видеокамеру. — Там много роликов о северянах! Можно выяснить много интересного.
Дашку прям разрывало от счастья! Она надеялась, что я её похвалю? Конечно, надеялась. Я пока не знал, что делать с этой пленной Дюпон, и будет ли она чем-то полезной нам. Пока что её присутствие здесь ничего, кроме огромного геморроя, мне не сулило.
Отбитая об асфальт бочина нещадно ныла, поэтому я поднялся из-за стола, чтобы было легче дышать.
— За нарушение приказа, повлекшее гибель одного военного и одного гражданского лица, я понижаю в звании капитана Воронько до рядового! — глядя в глаза Даше, сказал я.
— Что? — испуганно уставилась на меня она. — За что? Это не справедливо!
— Старший сержант Моисеенко, теперь вы старший группы, я передаю командование вам!
— Есть! — бодро отозвался Малой.
— Товарищ полковник, — продолжила спорить Даша. — Разрешите объясниться?
— Два человека мертвы, Даша! — всё же сорвался я.
Если она будет обсуждать мои приказы только потому, что я с ней трахаюсь, то что остаётся остальным? Нарушение субординации — это путь к бардаку и хаосу! Она что не понимает этого?
— Но...
— В карцер её! — сквозь зубы процедил я. — Трое суток ареста!
Двое бойцов тут же подхватили девчонку под руки.
–Руки! — гавкнула она на них, дав понять, что пойдёт сама, добровольно.
Она бросила на прощание мне такой ненавидящий взгляд, что у меня под ложечкой засосало.
— Товарищ полковник, нам допросить Дюпон? — спросил Малой, когда Дашку увели.
— Останься! Остальные свободны! — я дождался, пока все кроме Моисеенко выйдут, а потом снял фуражку и устало потёр лицо ладонями. — Где она сейчас, Коля?
— В камере в лазарете, — ответил он. — Там чисто и тепло, есть горячая вода.
— Я сам её допрошу, — решил я, потому что мне пришла в голову одна охеренная идея. — Теперь расскажи по нормальному, что случилось?
Меня разбудили гулкие тяжёлые шаги в коридоре. Я испуганно вскочила на кровати, щурясь от яркого света лампы под потолком, не сразу сообразив, где я. Потом сориентировалась и приготовилась.
К чему? Сама не знаю.
К решётке подошёл солдат и отпер мою камеру, а затем ещё двое заволокли внутрь мужчину, одетого в кижанскую форму. Солдаты держали его окровавленное тело за руки, а потом, бросили его на кафельном полу. Не произнеся ни слова, они заперли камеру и ушли.
Вскочив с кровати, я бросилась к мужчине. Все его лицо было в крови, форма изодрана. Камеру заполнил тяжёлый запах крови и мочи. Судя по мокрым разводам на штанах, этого несчастного так избивали, что он обмочился! Боже, что за звери? Нелюди!
Я стояла рядом с мужчиной на коленях в полнейшей растерянности, не зная, что делать! Я даже не понимала, жив ли он. Не придумав ничего лучше, я схватила небольшое полотенце и, намочив его под краном, принялась обтирать уже частично свернувшуюся кровь с лица мужчины. Он застонал, поморщился и открыл глаза. Жив! Слава богу!
Надолго ли? Как скоро за ним снова придут эти фашисты?
— Вы слышите меня? — спросила я на кижанском мужчину.
— Пить... — еле слышно простонал он.
У меня не было бутылочки или стакана, поэтому я набрала воды в прямо в ладошку. Немного, но всё же...
Придерживая голову несчастного, я поднесла ладонь к его губам, и он жадно выпил всё до капли. Вода, не попавшая в рот, стекала красными разводами по подбородку и шее мужчины, заливая белоснежный пол камеры.
— Ещё воды? — поинтересовалась я, когда мужчина отдышался, но он отрицательно мотнул головой и снова закрыл глаза. — Что они с
