Но все когда-нибудь подходит к концу. Мама увела отца, который, надев пальто, внезапно вспомнил, зачем оказался в этом доме, прослезился, расцеловал дочь и пожелал ей всевозможных семейных радостей. Следом уехали остальные гости, причем Женя с Ладой удалились под ручку, и Диана решила, что они направляются в ночной клуб с явным намерением попытать счастья.
Официанты быстро все убрали, и новобрачные остались вдвоем.
Обоим стало неловко, и Диана поспешила в ванную – освежиться и переодеться. Пеньюар, подарок Розенберга, в смысле роскоши не уступал свадебному платью и, наверное, стоил дороже – ведь платье Диане покупали родители…
Приняв душ, она надела пеньюар, распустила волосы и очень понравилась сама себе.
«Я похожа на герцогиню, – подумала она. – Жаль, что меня сейчас не видит Володя Стасов. Чего бы я не отдала, чтоб он оказался на месте Розенберга…»
Она чуть-чуть тронула губы блеском и спустилась в гостиную.
– Хочешь вина? – Розенберг успел переодеться в махровый халат.
– Пожалуй.
Диана взяла узкий бокал на длинной тонкой ножке и пригубила.
– Ты ничего не ела за ужином, – заметил Яков Михайлович. – Неужели платье берегла?
Она кивнула:
– Там талия так утянута, что я не смогла бы есть, даже если бы захотела.
– Ну, пойдем тогда пожуем…
В кухне Розенберг достал большую тарелку и положил Диане салатов. Себе отрезал толстый кусок хлеба, водрузил на него холодную отбивную, подумал немного и налил вина не в бокал, а в чайную чашку.
– Ешь, не торопись, – сказал он дружелюбно.
Никакого волнения он не испытывал, это было очевидно. Диана положила вилку – до нее только сейчас дошло, что с Розенбергом придется ложиться в постель! Неужели его губы сейчас будут целовать ее, а руки – распоряжаться ее телом? Он же такой чужой! Хороший, добрый, порядочный, но – чужой!
Она несколько раз сглотнула, пытаясь прогнать комок в горле, и с тоской уставилась в тарелку. Нет, ей так и не удастся отведать блюд с собственного свадебного ужина!..
Доев свой бутерброд, Розенберг зарядил кофемашину, набил трубку… Казалось, он вовсе не спешит в спальню.
– Что же ты не ешь?
– Не хочется.
– Не бойся, я не обижу. – Он привлек Диану к себе…
Они поднялись в спальню, разделись и легли. Розенберг стал целовать и ласкать ее, но Диана чувствовала – он проделывает все это не потому, что хочет ее, просто так положено, и от этого ее тело цепенело и отказывалось отвечать. Когда ласки становились слишком откровенными, она тактично отползала или останавливала руки мужа. Наконец, посчитав, видимо, что прелюдия выполнена в соответствии с сексуальными стандартами, принятыми на территории РФ, Розенберг приступил к делу.
Лежа под ним, покачиваясь в такт его мощным толчкам, Диана смотрела на его сосредоточенное лицо и понимала, что сейчас каждый из них думает о своем. Она вспоминает Володю Стасова, а Розенберг… Наверное, он представляет на ее месте свою первую жену.
Он оказался утомительным любовником. Диана давно устала, а он все двигался и двигался с ритмичностью маятника.
«Кажется, в любовных романах это называется не утомительный, а, наоборот, неутомимый, – меланхолически размышляла Диана. – Хоть бы уже поскорее все закончилось! Хочется пить. И есть. После душа сразу побегу на кухню».
Но ее ждал сюрприз. Отдышавшись, Розенберг сел в постели и строго посмотрел на нее.
– Я думал, ты девушка, – сказал он недовольно.
Диана пожала плечами и опустила глаза. Она ведь ничего такого ему не обещала.
– Ты казалась мне неискушенной и чистой.
– Ну, у меня небольшой опыт…
Он остановил ее жестом:
– Знаем, знаем. Кто не первый, тот второй, – сказал Розенберг с циничной усмешкой, которая ему совсем не шла. – Но я тебя ни в чем не упрекаю, ты не думай.
Сказано это было тоном папы римского, отпускающего грехи особо мерзопакостному прихожанину.
Диана промолчала, да и что она могла ответить? Что в шестнадцать лет не помнила себя от любви? Оказывается, Володя отобрал у нее очень важную вещь. Она спала только с ним, но как теперь это докажешь Розенбергу?
– Ладно, отдыхай. Я тоже пойду спать.
– Разве ты будешь спать не здесь? – удивилась она.
– Нет, зайчик, это твоя комната. А у меня своя берлога, я к ней привык. Да и ворочаюсь я во сне, храплю…
Новобрачная лежала в постели одна, разглядывая потолок. «Любовь не картошка, не выбросишь в окошко», – пришла ей на ум старая поговорка. Что бы ни говорили об исключительной крепости браков по расчету, отсутствие любви очень осложняет жизнь. Разве так целовал бы ее Розенберг, будучи влюблен? А как, кстати? И Диана с горечью поняла, что не знает, что такое поцелуй любящего мужчины. Стасов? Наверное, не так уж сильно она ему и нравилась, просто он прочел в ее глазах призыв и решил не отказываться от того, что само плывет в руки. А потом Диана не подпускала к себе мужчин, да они, надо признать, и не слишком настаивали… Если бы нашелся человек, способный полюбить ее так же безоглядно, как она любила Володю, она отогрелась бы возле него душой… Но теперь поздно об этом сожалеть.
В петергофском доме Диана чувствовала себя неуютно, контраст между комнатой в коммуналке и дорогим загородным коттеджем оказался слишком резким, чтобы она сразу поверила в реальность происходящего. Коттедж казался ей сказочным дворцом, который может исчезнуть в любую минуту от малейшего ее неловкого движения. Вступив в брак ради денег, Диана не ощущала себя владелицей хотя бы рубля из состояния Розенберга. И в доме она была кем угодно, только не хозяйкой.
Прошедшая суровую школу коммунальной квартиры и многолетнего сосуществования в одной комнате с родителями, она выросла уживчивым, легким в быту человеком. Диана никогда не оставляла неубранных вещей, автоматически мыла после использования ванну и раковину, уходя из любого помещения, выключала в нем свет и умела сделать свое присутствие необременительным для окружающих. Домашняя работа тоже была ей хорошо знакома, но для того, чтоб содержать в порядке большой загородный дом, требовались навыки, которыми она пока не владела. Раз в неделю приходила женщина для генеральной уборки, но поддержание текущего порядка лежало на Дианиных плечах. Она намекнула, что хорошо бы законсервировать лишние комнаты, но Розенберг только засмеялся и сказал, что глупо не пользоваться тем, что имеешь. Он любил поужинать в столовой и отправиться пить кофе в гостиную, потом поднимался в библиотеку, где выпивал бокал коньяку, и только потом удалялся к себе в спальню.
Такими передвижениями по дому он напоминал Диане Женькину собаку, которая, стоило хозяевам уйти из дому, считала необходимым поваляться на всех кроватях и диванах в доме, хотя бы по пять минут, но обязательно на всех.
