больше его обезоруживало и ужасало сходство Лизы с матерью.
— Подойди! — холодно и властно окликнул он главную актрису их «веселой самодеятельности».
Девушка немедля оказалась рядом.
Дмитрий поспешил наклониться ближе и принюхаться.
Дыхание вроде свежее. Уже хорошо.
— Сколько дней не курила?
— Как вы и приказали, Дмитрий Аркадиевич! Почти неделю, — отозвалась, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Честно сказать, уже ломка. Вот-вот сорвусь!
— Терпи! За тот гонорар, который тебе отстегнул, я вправе требовать выполнения всех моих условий. Верно?
— Все так.
— Наш разговор помнишь? Имя, фразы, жесты… все запомнила?
— Конечно! Перед вами очень прилежная ученица!
— Научить тебя, что ли, расслабляться? — не удержался от «шпильки» Соколовский.
Она кокетливо стрельнула в него глазами:
— После завершения дела я… свободна.
— После завершения дела, — напомнил Дмитрий, чеканя для этой бестолочи каждое слово, — ты сваливаешь из страны!
— Извините.
— Держи! — он протянул ей коробку с некогда любимыми духами Марины Черчесовой. — Вечером ты должна пахнуть этим.
— Да, конечно!
Не говоря более ни слова, он развернул ее к себе, обнажив ее ухо. Тут же «посадил» микро-жучок размером со спичечную головку прямо в ушную раковину представительницы древнейшей профессии.
— Можешь мне еще раз двинуть, — скептически цокнул языком Сокол, — но с уходом Рыжей ты явно тронулся умом. Черте что творишь!
Борзый лишь хищно оскалился, совершенно не спеша вгонять собственный кулак другу в подреберье.
— Вот увидишь, эта девочка выведет нас на его логово! Мимо нее он пройти не сможет. Не сможет!
— Верится с трудом, — подал голос внутренний Пашкин скептик. — Представляешь, сколько воды с тех пор утекло?
— Ради этой женщины он предавал! — ответил Борзый тоном, не терпящим возражений. Ибо осточертели его сомнения. — И убивал! Такое едва ли забывается!
— Но несмотря на все старания, Марина выбрала другого! - вновь усомнился Сокол. - Это могло заставить мужика презирать ее! Да и вкусы Зарутского могли измениться с годами. Что, если он на нее не клюнет?
Дмитрию нестерпимо захотелось провести с другом разъяснительные беседы на тему взаимоотношения полов или же схватить его за шкирку и хорошенько встряхнуть, дабы привести в чувства. Однако при невольной свидетельнице их разговора позволить себе подобного не мог. Потому подал девушке знак подождать в сторонке. Как только она отошла на достаточное расстояние, коротко рыкнув, заметил:
— Значит, будем дальше решать! Отцу по сей день не удалось вычислить крысу. Если верить Толе, владеет данной информацией только Макар. А подобраться к нему тихо, без лишнего шороха, не так-то просто. Он постоянно со своими мордоворотами. Хочешь верь, хочешь нет, а пока это единственный способ застать его врасплох - одного, без охраны, не вызывая лишних подозрений... каким бы бредовым этот способ ни казался.
— Я понимаю, — тяжело вздохнув, согласился Соколовский, а затем продолжил. — Но почему ты так уверен, что он обратит на нее внимание? На нее? На обычную шлюху?
Похомов замолчал на секунду, стараясь выровнять дыхание и не двинуть Пашке за излишнюю недалекость.
— Скажи, — хрустнул костяшками пальцев, — если ты спустя очень много лет встретишь кого-то, очень похожего на свою Ларису… неужели не подойдешь? Не остановишься? Ничего не ёкнет в груди?
— Конечно, нет! Я предпочел бы все забыть и никогда не вспоминать!
"А если у Макара нет сил забыть? Если он по-прежнему одержим?"
— Вот в этом и разница.
— В чем?
— Ты ее не любил.
— И что? — тут же ощетинился друг, неосознанно сжимая ладони в кулаки.
Больная тема в свете последних событий.
— А то! — Дмитрий сам начинал заводиться с полуоборота. Даже голос звучал довольно грубо. — Окажись тогда на месте Лорки действительно любимая женщина, уверяю – ты бы спятил. От горя. Или застрелился. Впрочем, одно другому не мешает.
Повисла тишина. Тяжелая. Гнетущая.
Взгляд Соколовского стал безжизненным.
Плечи – и те поникли, выдавая его истинное состояние.
— Сука ты! — беззлобно буркнул Пашка. — Умом я понимаю, что ты прав. И хорошо в какой-то степени, что я не любил ее. Только вот как от чувства вины избавиться? Оно все еще здесь…
Для наглядности он ударил кулаком в собственную грудь:
— Жжет! И становится сильнее с каждым днем. Понимаешь?
Сердце болезненно ударилось о ребра, напоминая о своем существовании.
Понимал ли он? Черти адовы! Естественно!
Воображение мгновенно воскресило в памяти самый страшный день в его жизни. День, когда он выл от боли, точно безумное животное, и сжимал в руках безжизненное тело Егора. Когда раз и навсегда прикрыл другу веки, провожая его в последний путь и проклиная все на свете.
— Знаешь же, мне это знакомо…
Пашка понял без слов. Только кивнул, подтверждая.
— Найти бы способ приглушить, да? Хоть на миг.
— Имеется такой, — хмыкнул он, извлекая из кармана пачку сигарет и протягивая Соколу. — Месть. И никотин.
— Помогает? — чиркнул зажигалкой.
— Нет. Но отвлекает и облегчает муки совести, — табачный дым обжег легкие после новой жадной затяжки. — Временно.
— А дальше что?
— Научишься с этим жить.
— Обнадеживает.
— Проверено!
Сокол похлопал Похомова по плечу:
— Спасибо, брат!
Мужчина только кивнул в ответ. Мол, не за что.
— Прости, что усомнился в тебе. Я сам не свой, как видишь.
Дальше они курили молча, изредка бросая косые взгляды на стоящую в стороне девушку. Первым затушил окурок Пашка:
— Какой смысл ты видишь в этой многоходовке?
Дмитрий оперся бедром на капот автомобиля, задумчиво разглядывая друга.
— По сути, мне нужна только его реакция на девку. Не более.
— И что тебе даст эта реакция?
Многое. Очень многое. А если повезет, то и основной рычаг давления на Макара.
— План дальнейших действий.
— Ты меня пугаешь! Какой еще, на хрен, план?
Борзый вмиг стал серьезен и собран.
Взвешивая все «за» и «против», пришел к выводу, что друга лучше в него не посвящать.
— Извини, Соколик. Если что-то пойдет не так, хотя бы ты должен остаться не при делах. В относительной безопасности.
— П*здец! — довольно красноречиво ругнулся Пашка, ударяя по панели арендованного ими на вечер неприметного автомобиля. — Подобного я и опасался…
Борзый же комментировать не спешил. Однако досадливо скрипнул зубами,
