лежала на узкой столешнице, расположившись вдоль неё. Пальцы со всем отчаянием цеплялись за края покрытой лаком деревяшки, пока Артём продолжал изводить меня своими ласками. Расстёгнутую на мне ширинку, я приветствовала приподнятыми бёдрами.
Где-то на краю сознания пронеслась мысль, что это всё полнейшее безумие. Аудитория, в которую в любой момент могли ворваться приставленные ко мне охранники, или же вовсе вернуться преподаватель, или ещё кто-нибудь, та же уборщица, к примеру, а я здесь почти что голая…
Да к чёрту всё!
Пусть их видят, кто хочет, только бы Артём не останавливался. Он и не останавливался. Для меня всё смешалось воедино. Важным осталась лишь череда резких, глубоких толчков, ритм которых постепенно ускорялся, толкая за грань разумного, вознося и опрокидывая вновь и вновь, пока волна давно забытого наслаждения не поглотила полностью и безоговорочно.
Как же мне этого не хватало! Не секса, нет. Единения с любимым человеком. Когда кажется, что весь мир принадлежит лишь вам двоим. И больше никого не существует. Только ты и он. Я и Артём.
Жаль, этот миг длился совсем недолго. Вместе с прояснением сознания пришло и осознание. Если Стас узнает...
— Артём, — позвала я мужчину, когда он, одарив несколькими поцелуями мой живот, замер, уткнувшись в него лбом.
— Моя, — шепнул Акимов, нависнув надо мной. — Только моя, поняла? — медленно прошёлся прищуренным взором по моему обнажённому телу.
На его лице играла довольная улыбка сытого кота. Невольно смутилась, усевшись на парте, и прикрылась руками. Артём, хмыкнув, подтянул мои вещи к себе и принялся меня одевать.
Я послушно позволяла ему делать со мной, что хочется, попутно переплетала растрепавшуюся косу и думала, как бы ему сообщить о сыне и том, что он по факту отказник.
Как о таком вообще сказать можно?
Прости, любимый, я родила от тебя, но отказалась от ребёнка? Он живёт со мной под одной крышей, но, по сути, числится в детдоме?
Бред!
Но и молчать не вариант. Я должна его спасти. Надо только сообразить, с чего начать.
— Галь, я что-нибудь придумаю, слышишь? Обязательно. Просто расскажи мне всё. Я найду лучших адвокатов. У нас всё получится?
Артём обхватил моё лицо обеими ладонями, вынуждая смотреть в глаза.
— Я знаю, Тём, — улыбнулась я ему со всем теплом. — Знаю. Но если действительно хочешь помочь, вытащи моего сына. Я вторична.
— Ты не вторична. Никогда так не будет. Ни ты, ни дети. Запомни это.
— Нет, Тём, ты не понимаешь. В первую очередь, если желаешь помочь мне, ты должен вытащить Артёмку. Без него мне будет проще.
— Артёмку? — растерялся Акимов, вызвав у меня улыбку.
— Да. Артёмку. И он… отказник, — выдохнула я признание. — Стас заставил написать отказную на него. Он числится в одном из детдомов. Не знаю, в каком. И документы на него засекречены. То есть, их никто не предоставит даже при проверке. По сути, мальчика и не существует ни для кого. Опека тоже куплена Стасом. Возможно, что и судьи. Не знаю. Придётся потрудиться, если решишь впутаться в это. Но, пока Артём во власти Егорова, меня тебе не вытащить. Ты просто не знаешь, с кем связываешься. И я бы на твоём месте десять раз подумала, стоит ли в это лезть.
— Зачем Стасу так поступать с собственным сыном?
Чёрт, Акимов, какой же ты, порой…
Пришлось глубже вдохнуть перед тем, как признаться в главном.
— Потому что...
Громкий стук в двери вынудил вздрогнуть и с испугом отшатнуться от Артёма.
— Откройте! — послышался голос одного из охранников.
Как же не вовремя.
— Ты должен идти, — зашептала я, осматриваясь в поисках выхода. — Они тебя убьют, если увидят рядом со мной.
— Галь, всё будет хорошо, успокойся, — ободряюще улыбнулся Артём, коротко поцеловав в губы.
— Пожалуйста, — произнесла я умоляюще и отстранилась от него.
— Малыш…
— Просто иди. И будь осторожен, Тём. Стас не тот человек, которого стоит недооценивать.
— Я понял, — кивнул тот с серьёзными видом и направился к окну, перекинул ноги наружу, а после, подмигнув, спрыгнул на землю.
Я подбежала к открытому проёму и выглянула наружу. Хоть этаж и первый, а всё равно довольно высоко. Но Акимов играючи приземлился, присев на одно колено, снова обернулся ко мне, снял с ветки куртку и, надев её на себя, как ни в чём не бывало направившись прочь.
Очередной стук заставил сосредоточиться на главном. Быстро закрыла окно и подбежала к дверям.
— Эй, кто там? Выпустите меня отсюда! — забарабанила я в деревянное полотно. — Меня здесь закрыли! Слышите?
Послышались ругательства и оправдания, а затем…
— Галина Валерьевна, отойдите в сторону.
Не сразу поняла, к чему это, но спорить не стала, сделав, как просили. А через миг дверь просто выбили. Охрана тут же принялась обследовать аудиторию на наличие чужаков. Даже в окно выглянули.
— А я уже выпрыгивать собиралась, — возмутилась я, покосившись на свои шпильки, как оправдание, почему так и не сделала этого.
— Прости, Галочка, я ключ потеряла, — повинилась Валентина Ивановна.
— Кто-то нашёл, — поморщилась я на собственную ложь. — Решили, что это весело.
— Ох уж эти хулиганы. Всё им игры. Наверняка Барановский с прихвостнями, — тут же поддержала меня преподавательница.
Я же косилась на свою охрану. Уж не знаю, поверили мне или нет, но и доказательств пребывания кого-то ещё не обнаружили. Главное, сохранять невозмутимый вид. Ещё бы сердце не билось, как заполошное. И о своих откровениях уже пожалела. Зря я впутала в происходящее Артёма. Не закончится это ничем хорошим. Ни для кого.
О том, насколько я оказалась права, узнала вскоре. Стоило выйти из университета после последней пары, как взгляд наткнулся на серебристую ауди. Стас стоял возле неё, что-то задумчиво просматривая на планшете. Как только я приблизилась к нему, он, всё так же не глядя на меня, открыл пассажирскую дверцу, позволяя сесть, после чего сам устроился за рулём, завёл двигатель и выехал с территории ВУЗа. И только тогда передал планшет мне. Сердце на мгновение замерло, а после застучало с новой силой. Ещё не видя картинки, знала, что ничего хорошего там нет.
Так и вышло.
На экране виднелась комната с бело-голубыми обшарпанными стенами и небольшим окном с решёткой. В железной кроватке, застеленной казённым бельём белого цвета, стоял, цепляясь пухлыми ручками за перегородку, и надрывался
