Уже без одежды мы валимся на постель.
Богдан накрывает меня своим телом. Кожа к коже, глаза в глаза, губы в губы. Я ожидаю, что после разлуки он возьмёт грубостью, но нет, в движениях Белоусова сплошная нежность. Он будто бы сам не верит, что вернулся, и мы сейчас наедине.
Коленом он отодвигает моё бедро в сторону, пальцами ныряет во влажный вход, довольно хмыкает, когда понимает, что я готова, а потом заменяет руку членом, и я лишь ахаю, когда он, большой и твёрдый, пронзает меня.
Растяжение идеальное. А возбуждение балансирует на грани финальной точки. Вот с Богданом часто так – несколько секунд, и я могу уже кончить. Он будто знает, какой ритм задать толчкам, чтобы быстрее подвести меня к краю.
Но я не готова падать. Пока нет.
Поэтому обхватываю его руками и ногами, и двигаюсь в одном темпе.
Мы целуемся и… занимаемся любовью. Такое между нами тоже случается.
- Богдан… - вырывается у меня протяжно, когда он переворачивает меня на бок, а сам устраивается сзади.
Подхватывает ногу под коленкой, заводя наверх, чтобы снова войти и мягкими плавными движениями довести до оргазма.
Выгибаю шею, подставляя самые уязвимые места под зубы тигра. И он лижет, и целует, и царапает, вызывая во мне ещё больший отклик.
А после водит пальцами по спине, чтобы успокоить.
Только я не расслабляюсь и правильно делаю.
Когда иду в ванную где-то минут двадцать спустя, Богдан следует за мной. Там укладывает грудью на холодную мраморную столешницу возле раковины и трахает сзади уже без всякой нежности.
Я прикусываю сжатый кулак, чтобы не стонать слишком громко. И иногда поднимаю взгляд, чтобы через зеркало посмотреть на любимого ГлавГада, берущего то, что он считает своим по праву.
Он как всегда не выходит. Кончает в меня. И я довольно извиваюсь, хотя пальцы, впившиеся в мои бёдра, ограничивают движения, чувствуя тотальное наполнение им во всех смыслах.
Мы не обсуждали, что будет, если я снова залечу. Но, видимо, Белоусова такой расклад не пугает, иначе бы предохранялся либо вызвал для меня очередного доктора.
- Вот так, - шлёпает меня слегка по ягодицам, - такая послушная и сговорчивая Алина мне больше нравится.
- Да ладно? – хихикаю, знаю ведь, что он тащится от моего острого языка.
Иногда сам провоцирует, что меня прорывает. А я не боюсь, как и прежде, уколоть его, если резкое слово приходит на ум.
- Иногда.
Богдан помогает мне выпрямится. Разворачивает и целует в шею.
- Теперь в душ, - командует.
Надеюсь, там третьего захода не будет, а то, честно, коленки отказываются держать.
Иногда Сероглазый может «затрахать» в прямом смысле слова, иногда – не прикасается несколько дней.
Но сейчас хищник насытился и доволен.
Он заворачивает меня в большой белый халат, а после расслабленно лежит на кровати, поигрывая с кончиком моего пояска. Если потянет, легко развяжет.
Так что я не теряю бдительности.
- Ты надолго вернулся?
- А я тебя уже утомил?
- Ну что ты за человек такой… вопросом на вопрос… Нет, не утомил. Не хочу, чтобы ты уезжал, - откровенничаю.
- Я тоже не хочу.
В серых глазах полыхают довольные искры. Ему нравится, когда признаю, что он мне небезразличен. До таких громких слов, как любовь, мы пока не добрались. Это он только дочери говорит, что она – его любимая девочка.
- Так что, думаю, в этот раз задержусь подольше, - завершает мысль Богдан.
- Подольше – это на сколько?
- Несколько месяцев, может быть, год, а может, и не потребуется возвращаться.
- Никогда-никогда?
- Ты ведь знаешь, я такими категориями не мыслю. Никогда – это не про нас, как выяснилось.
Чуть улыбаюсь, чувствуя странное тепло от этих слов.
- Так что может… когда надумаем, можно будет и всем вместе обратно поехать.
Переплетаю наши пальцы.
- Это очень хороший план. Мне здесь нравится, но душой я там.
Богдан таинственно улыбается и выдаёт:
- А я душой там, где ты.
Мои щёки довольно вспыхивают.
Можно ли такие слова принимать за что-то вроде «я люблю тебя»?
Не знаю, но, судя по всему, оно действительно очень и очень к этому близко.
