Тяжело вздыхаю. Не то, чтобы я ожидала, что будет легко, но не настолько же тяжело!
Наверное, я плохая мать. Не справилась, не досмотрела, – из глаз капают слезы.
– Я подумал и решил, виновники должны быть наказаны, – высокая фигура Васи появляется из кабинета. Девчонки замирают, но не прячутся за моей широкой спиной, ждут вердикт отца семейства.
– В угол! Обе! – командует муж.
Кусаю губы. Давно в нашем доме никого не ставили в угол. Молчу. Воронцов не любит, когда я вмешиваюсь в его методы воспитания.
Маша и Руслана послушно расходятся по углам, становятся лицом к стене.
Сердце обрывается, я провинилась, а влетело им. Смотрю на девчонок. Наглая мордаха Машки и потерянная мордашка Руси не добавляют радости моему сердечку. Болезненно горит в груди.
Вася разворачивает и спокойно уходит к себе.
Зловеще гляжу ему вслед. Убивает убийственное равнодушие мужа.
Может подключить Яру? Вася не простит!
Вечером Василий укладывает девочек спать. На них милые пижамки с желтыми бабочками. О дневном инциденте все забыли.
– Папуля, расскажи сказку, – канючит Маша.
– Милая, устал. Завтра, – поправляет одеяло.
– Папуля, – пищит Руслана, обращаясь к Васе.
Врастаю в пол, как истукан.
– Он не твой папа! – впервые огрызается Машка, готовая зубами защищать свою добычу.
Бросаю взгляд на мужа. Его глаза непроницаемы и холодны.
– Целуй всех, и спать, – тороплю Васю, чтобы уйти от жесткой неприятной ситуации.
– Папочка, меня первую поцелуй, – Руслана тянется ручками к Васе.
Он делает шаг назад, обходит кровать, приближаясь к дочерям с другой стороны, касается губами щеки Машки, затем Майки.
Руське достается лишь холодное «спи».
Неужели так трудно притвориться?!!! Притворись ее папой, – ору про себя. Поцелуй.
По ледяному взгляду мужа понимаю, Вася никогда не примет чужого ребенка. Он не желает даже давать ей надежду. Останавливает меня одним взглядом.
Осекаюсь, делаю шаг назад.
Это конец!
А если девочка назовет меня мамой, близняшки ее со свету сживут.
– Девочки, идите ко мне, – целую девчонок в порядке обычной очереди. Избегаю выделять Руслану, чтобы ей потом не влетело.
Отвратительное мерзкое ощущение беспомощности, даже не могу приласкать обиженного ребенка! Я заложница ситуации.
Уходим с мужем спать, выключая свет в детской.
Наутро застаю близняшек, спящих в большой кровати одних.
– Где Руся?..
– Тут, – вырастает за моей спиной маленькая фигурка, трет глазки.
– Где ты была?
Поднимает на меня заплаканные глаза, тычет пальчиком в шкаф.
– Спала в гардеробной?.. – остаткам моей силы воли приходит конец.
Сердце пропускает удары. Какая же я мать, если не почуяла беду, ушла спать.
– Они тебя выгнали? – показываю на спящих дочерей.
Мотает головой, плачет.
Понятно. Значит, приревновали.
– Аврора! – выглядываю за дверь, зову няню, передаю ей девочку.
Возвращаюсь в спальню к мужу. Бросаю в него спящего подушку. Просыпается быстро.
– Ты виноват! – ору на Васю.
– Успокойся! – муж впервые повышает на меня голос.
– Ребенок обиделся, спал в гардеробной. Разве это нормально? – сажусь на кровать рядом с ним.
– Полина!! – мой мужчина берет за подбородок, поднимает мое лицо и заглядывает в зареванные глаза. – Пойми, чтобы предпринять подобный шаг, ты должна была заранее договориться со мной, собственными детьми! Нельзя привести чужого ребенка, сказать, он будет здесь жить. Ты нас фактически обманула, поставив перед фактом. Руслана не кошечка, чтобы мы ее у себя просто оставили.
– Майка, Машка, ты, – вы все ее не хотите. Даже Мишка пошел на поводу у сестер, проголосовал против.
– Милая, – муж гладит по голове, – мы голосуем не против девочки, а за сохранение собственного мира. – Хочешь, я у друзей поспрашиваю, кому нужна девочка?
– Ненавижу тебя в такие моменты, Воронцов!
– Что не так? – голос ломается, но не переходит на ор.
– Она не щеночек, чтобы найти ей хозяина. Нужна любящая семья!
– Достала! – бьет кулаком о постель. – Хочешь выставить меня подлецом? А я всего лишь бьюсь за своих детей. Их у меня, между прочим, трое! Я отец, никому не позволю обижать собственных наследников. Даже тебе!!
– Что?.. Я мать. Чем могу обидеть своих крошек? – от несправедливости готова пронзительно кричать. Смысла нет. Вася меня не пожалеет, только детей напугаю.
– Если ты не заметила, то Майя и Миша уже неделю расстроены. Твоя дочь похудела на триста грамм! Она не может нормально позавтракать и поужинать в собственном доме!
– Вася, не понимаю. Что ты такое говоришь? – В бессильной злости сжимаю кулаки. Еще вчера я засыпала с надеждой, что все образуется, а сегодня вижу, не будет у меня четвертого ребенка.
Синие сапфировые глаза мужа непреклонны. Они замерзают. Вижу такое второй раз в жизни.
Первый раз был давно. Когда он обвинил меня в краже дисков, документов на игру и выставил из дома на улицу ночью семь лет назад.
От страха меня выворачивает наизнаку.
Боль раздирает грудь. Сжимаюсь в крошечный комочек.
Мои мечты рушатся как карточный домик.
Обычно меня нелегко сломать. Я «выгрызаю себе путь», пробиваюсь, терплю. Но сейчас ломаюсь. Я на грани.
Мой выбор уже не кажется мне правильным.
Уже не понимаю, что чувствую к Русе…
С одной стороны, люблю, с другой – она как дьяволенок рушит мою собственную семью.
Я хотела отдать ей всю себя, а вышло всё не так как планировалось.
По виску катится капля пота, тяжело сглатываю.
В моем плане была брешь, а я ее сразу не заметила! Совсем не подумала о членах собственной семьи. Надо было посоветоваться, – Вася прав. На вранье далеко не уедешь.
Пытаюсь задушить чувства к девочке.
Ничего не получается, но я знаю, что должна это сделать, чтобы сохранить свою семью.
Телефонный звонок вырывает из раздумий.
Гляжу на экран, мамин номер. Как в замедленной съёмке снимаю трубку, тут же начинаю рыдать, не дожидаясь ее жалоб.
– Мамочка, я не знаю, как мне быть…
– Полина, что не так? – она даже не пытается скрыть интонации удивления. Обычно у нас всё наоборот, она плачет, я выслушиваю. Но сейчас сдулась я, больше не могу быть сильной.
– Мама, семья не принимает детдомовскую девочку, а Руслана не хочет и не может жить по Васиным правилам. Она всего лишь ребенок, я не знаю, как ей сказать, что мы вынуждены отвезти ее обратно. В мои планы это не входило, я надеялась, что всё будет по-другому.
– Милая, – в голосе мамы сквозят нотки понимания. – Поступим так, я сейчас приеду, заберу малышку. Пусть поживет две недели у нас, мальчишки будут рады.
– Мамуля, спасибо! Чтобы я без тебя делала, – вытираю слезы ладонью. Отключаюсь.
– Русенька, собирайся, ты едешь в гости к моей маме, – говорю, как можно нежнее.
Но ребенок будто чувствует подвох, заглядывает мне в глаза, ищет там правду.
Предательски отворачиваюсь, гляжу в окно.
К моему удивлению девчонка даже не спорит, не интересуется несправедливостью. Молча одевается. Будто так и должно быть, взяли, поиграли, отдали.
Ненавижу сейчас себя и Васю. Слезы прячу за фасадной улыбкой. Обе молчим, понимаем друг друга с полуслова.
– Ты еще ко мне приедешь? – интересуется, надевая тот самый джинсовый пиджак, который я ей подарила еще в июне.
– Обязательно, милая, – закусываю губу, чтобы не разреветься.
Мама приезжает через час. Вбегает в дом. Растревоженная, глаза горят огнем. Впервые мне удалось отвлечь ее от горьких мыслей о Виталине.
– Твоя протеже, – подталкиваю Руслану к Марине.
Мама в светлом плаще присаживается на пуфик перед малышкой.
И в этот момент происходит что-то очень странное. Маленькая девочка и взрослая женщина неотрывно глядят в глаза друг другу.
Руся неожиданно протягивает руку, касается женского лица. Ведет подушечками маленьких пальчиков по холеному лицу, будто рисует мантры. Трогает каштановые волосы. Завороженно глядит.
