грубы? Стояли в очереди и смотрели или позволили уединиться? Ох, двенадцать — это так много… Неужели нельзя разделить их? А смазка? Смазку они использовали?..»
Вопросы сыпались, как из рога изобилия. На многие я даже не успевала отвечать — спрашивающую перебивала другая. Зачем им это? Скучно жить? Хотят собрать сплетни? Или просто подготовиться, на тот случай, если сами окажутся в моём положении? В последнее верится с трудом, ведь они все знают правила и явно уже хоть раз допрашивали другую несчастную.
— Не грусти, Даш, выпей. И, эй, есть там кто? Музыку погромче сделайте.
Они собрали все сплетни от меня и превратили бранч в обычный девичник. Из всех присутствующих, только я и внезапно осиротевшая женщина не повышали голос, не пили алкоголь и не смеялись. К ней, кстати, тоже масса вопросов — зачем она помогает мне? Ведь рассказать о смерти отца совсем не сложно…
— Алла, я очень сочувствую вам, — когда обо мне все почти забыли, я не удержалась и присела рядом с ней.
— Излишне. Мой отец не был хорошим человеком. Как и вы все, — женщина злобно усмехнулась.
— Зачем вы пришли сюда? Вряд ли история моего позора вам так интересна, — спросила её прямо в лоб.
— Не интересна, ты права, — она, не моргая, посмотрела мне прямо в глаза. — Меня попросили. Очень хорошие люди. А теперь мне пора уходить. И тебе тоже стоит вернуться домой.
Почему Алла решила сбежать, я узнала только следующим утром. Из новостей. Кто-то прислал съёмочную группу, чтобы заснять радующихся смерти уважаемого генерала женщин и выпустить трансляцию в прямой эфир национального телевидения. Этот выпуск смогли посмотреть не только представители высшей касты, но и все остальные жители страны. Тадам! Естественно, трансляцию достаточно быстро прервали, но один из официантов успел рассказать, что жёны высших чиновников вели себя недопустимо и в присутствии дочери усопшего.
— Кость, что с ними теперь будет? — я отложила ноутбук в сторону, когда внезапно началась реклама.
— Не знаю, — он равнодушно пожал плечами. — Кто-то будет сидеть пару месяцев дома, кого-то отправят на перевоспитание. Главное, ты не увидишь ни одну из них в ближайшее время.
— А что будет со мной? Ведь все знают, что я тоже там была…
— Ничего. В ресторане есть камера. Они не знали, что нарушают правила.
В какой-то момент мне показалось, что он поступил слишком жестоко с ними. Да и со мной тоже. С одной стороны — не просто выполнил, а перевыполнил своё обещание, а с другой… Какой смысл было устраивать провокацию? Не проще было показать фотографии тех, с кем нужно быть особо осторожной мне и предупредить об опасности общения с ними.
— Ты кто? — презрительно сжала губы и сделала два шага назад. — Только не пытайся обмануть меня.
— И в мыслях не было, — Костя подошёл ко мне очень близко, обжёг дыханием лицо и… поцеловал.
Нежно и при этом страстно. Я почувствовала его возбуждение каждой клеточкой своего тела. Прогнулась. Откинула голову назад и еле слышно застонала.
Он переключился на мою шею. Потом грудь. Живот. Встал на колени и начал ласкать мои бёдра, поднимаясь всё выше и выше.
— Нет, пожалуйста, — взмолилась я, но он и не думал останавливаться…
— Нет, пожалуйста, — повторила свою просьбу и тут же отменила её. — Ещё…
И вдруг всё кончилось. Покрытое мурашками тело лишилось источника удовольствий. Его язык больше не ласкал каждую мою ложбинку, нежные пальцы не скользили по укромным зонам, губы не прикасались к возбуждённой коже.
Только сейчас я заметила, что тяжело дышу. Глаза покрыла поволока, а голова слегка кружится. Чтобы прийти в себя, потребовалось время. Я прижалась к стене, не смея посмотреть на Костю. Ждала его извинений, оправданий, чего угодно, но только не молчания.
— Было бы не честно сейчас воспользоваться ситуацией и… Ты бы наверняка пожалела, если бы я продолжил.
— Кастраты могут заниматься сексом с женщинами? — мне хотелось унизить его, но голос предательски охрип.
— Могут иногда. Но не все и не всегда, — ухмыльнулся Костя.
Его явно забавляла моя растерянность. Я почувствовала себя похотливой самкой и попробовала сбежать, но он меня остановил.
— Даш, извини, я не сдержался. Мне не стоило этого делать, но… Ты даже не представляешь, как часто я видел тебя во сне.
«А я тебя» — хотелось крикнуть ему в ответ, но мне не хватило решимости. Вместо этого я насупилась, обиженно надула нижнюю губу, и с детской непосредственностью произнесла:
— Я нажалуюсь на тебя мужу.
— Правда? — его совсем не испугала моя угроза. — Боюсь, тебе не поверят. У меня справка есть. Мужчины из Платинового списка могут позволить себе обмануть власть.
— Мужчины из Платинового списка не работают охранниками и водителями.
— Верно. Но не те, что совершили кастрацию накануне собственной свадьбы. Кстати, охранником Валерия Александровича я не был никогда. Помощником — да, но не охранником. Чтобы занять высокую должность…
— Нужно научиться подчиняться и освоить все навыки, — перебила его, на автомате закончив фразу.
— Снова «в яблочко», молодец.
— Но ты готовил завтрак и на шопинг со мной ходил. Соколовский сказал, что теперь ты мой водитель. Не может мужчина класса «А» прислуживать женщине.
— Не просто может, а обязан, — перестав улыбаться, произнёс Костя. — Предполагается, что тесное общение с женщиной и доступ к её обнажённому телу могут вернуть мне желание иметь жену. Последний шанс стать нормальным. Представляешь, как я мучился?
Не представляю и представлять не хочу. Его ирония сводит с ума! Если он не катрирован и имеет все привилегии Платинового списка, то почему изображает из себя того, кем не является. А если кастрат, то зачем издевается надо мной? Напоминает, как забрал моё измученное тело из казино, отмыл и положил в кровать.
— С меня хватит, — холодно произнесла я. — Не понимаю, что ты хочешь? Что вам всем нужно? Я устала. Очень. Не могу больше, — прикрыла лицо ладонями и расплакалась.
Наша словесная перепалка окончательно лишила меня сил. Я запуталась и не понимаю, кому верить. Вернуться бы сейчас в родительский дом, спрятаться от всех проблем на груди матери и забыть обо всём, что происходит в нашем проклятом мире. Забыть и не вспоминать никогда.
— Даш, не плачь. Всё будет хорошо, обещаю, — Костя попробовал обнять меня, но я скинула его руку с плеча. — Я не кастрат.
— Что? — мне показалось, что я ослышалась.
— Мне нравятся девушки, женщины, бабушки, — с усмешкой продолжил Костя. — Вот только я не хочу никого воспитывать, принуждать, использовать как живой инкубатор.
— Как ты их обманул?
