перед глазами стояли лицо Леси и ее фигурка. И еще то, как я, взрослый мужик, снимал с нее платье.
Нет, понятное дело, что не она первая, кого я раздевал в таком состоянии. Но тех, других, я раздевал с одной лишь конкретной целью. И ведь не заботило меня нисколько, что они обо мне потом подумают и как воспримут меня на утро. А с Лесей не смог, точнее, не посмел.
Пафосно? Может быть. Но точнее, пожалуй, и не скажешь.
И платье с нее снял, и чулочки. И снял, и в шкаф все убрал.
Вот где пригодились мне навыки совместной работы с фотомоделями. Видел не один раз, как они чулки снимают. Резиночку завернул аккуратно, едва касаясь нежных мест, стянул аккуратно и медленно.
Почему едва касаясь? Да потому, что боялся сорваться и взять ее, всю такую открытую и доверчивую. Она бы не сопротивлялась, слышал я, как она мое имя шептала, пока я ее на руках нес, прижимая к своей груди.
М-да-а-а… Докатился… Не посмел…
Вместо Леси я брал Дорогушу.
Брал здесь и сейчас. Жестко, резко, лишь бы сбросить напряжение, хорошо, что хоть в последний момент вспомнил о презервативе. Хотелось, чтобы уже отпустило, ушло, наконец, напряжение, что весь вечер не давало мне покоя, пока Леся была рядом.
Кончал долго и бурно. Давно со мной такого не было.
– Да! О, да! – раздался томный голос Дорогуши, вернув меня в реальность. Только удовольствие мне испортила. Нет, кончить я успел, но слушать и слышать ее я не хотел. А ее словно прорвало:
– Только мой! Никому тебя не отдам! – и целоваться лезет, намекая на продолжение, ручкой своей по моей груди ведет вниз.
Перехватил ее руку, не дав прикоснуться к поникшему в миг члену. Пришлось объяснить все и еще раз:
– Не твой. И никогда твоим не был. Все. Мы расстались. Считай, что это был наш прощальный секс.
– Сволочь! – взвилась моментально. И куда только вся ее томность из голоса и движений делась? Имитировала, значит, и свое возбуждение, и оргазм. Ну-ну. Только вот почему-то и не удивлен я ни разу.
– Ты еще пожалеешь! Я все о тебе расскажу! – пошли угрозы. – И этой дуре малолетней достанется! О! Я устрою вам сладкую жизнь!
– А вот это ты зря сейчас сказала, Ри-та! Олесю трогать не смей. Поняла меня? В противном случае вмиг вылетишь в свою родную страну. Там сейчас санитарки и поломойки ой как нужны.
– Ты не сможешь! – а глаза у самой испуганные. Знает, что смогу, но до последнего не хочет верить. – Алекс, я ведь люблю тебя!
– И смогу, и сделаю, если не угомонишься. И не надо мне сейчас говорить высокопарных слов о твоей любви ко мне, – ресничками было заморгала, но, поняв, что на меня не действует ее спектакль, передумала играть роль до конца.
– Не поверю. Нет у тебя ко мне любви и не было никогда. К моим деньгам, да, была и есть. Но не ко мне. Сегодня и завтра я найду, где мне переночевать. У них тут есть свободные коттеджи. А среди моих сотрудников есть холостые-неженатые, при желании найдешь, в чьих объятиях успокоиться.
Выходя, обернулся и повторил, чтоб уж наверняка услышала и запомнила:
– И, Рита, не заставляй меня приводить свои предупреждения в действие! Ты – баба красивая и умная. Была до сегодняшнего дня. Будешь вести себя правильно, можем остаться друзьями. Надеюсь, ты меня услышала!
Не стал ждать ее слов, вышел. Надо показаться на финальном конкурсе с подарками и поздравить подчиненных еще раз. Директор я или где, в конце концов?
Александр.
В итоге лишь под утро приполз спать.
И приполз я в коттедж к Лесе. Администратор турбазы тоже человек и имеет право на праздник. Не стал я напрягать женщину своим звонком и просьбой найти мне в новогоднюю ночь свободное койко-место. Да и к чему? Вон, есть же почти свободный коттедж и свободные в нем комнаты.
Хотя, кому я вру? Я хотел провести эту ночь рядом с этой чистой девочкой. Если не в одной постели, так хоть проснуться утром под одной крышей. Захотелось увидеть ее утром, заспанную, смущенную и без макияжа.
Почему смущенную? Да потому что я уверен в том, что стыдно ей будет утром за свое опьянение, за то, что вспомнит и поймет, кто ее раздевал и в постель укладывал.
Вспомнив, опять словил стояк. А ведь Дорогуша качественно отработала. Ведь только что, часа два всего и прошло. Оказывается, нет, не сняла. Хотя, вот я сейчас вспомнил Дорогушу, и сразу отпустило, как и не было ничего. Очень интересно!
Это что же получается? Что мой не молодой уже организм теперь только на одну конкретную девочку будет реагировать бодрым вставанием? Да быть такого не может!
Потянулся привычным жестом к груди и камню, что был у меня на шнурке больше тридцати лет, и вспомнил, нет камня. Ушел от меня мой талисман. Все так, как тетка Роза когда-то говорила: передал меня. Кому? Лесе? Девочке чистой и светлой?
Так что-то ты, Алекс, загоняешься! По второму кругу одни и те же мысли гоняешь.
Так, где там у нас та самая всего лишь продавец-консультант с намеком на большее? Заставил себя, желая удостовериться в своей догадке, найти ее глазами, и понял, что я попал. Как кур в ощип попал…
Ничего нет! Ни малейшего шевеления пониже ремня, ни желания при взгляде на манящие формы девицы.
М-да…
Даже имени красавицы не помню. Впрочем, к чему мне ее имя? Теперь-то уж точно ни к чему. Вот ее я точно не хочу обнаружить утром в своей постели. Кто ж его знает, что там, под этим килограммом косметики на ее лице? Да и узнаю ли я ее без макияжа – тот еще вопрос.
А вот мою Лесю я точно узнаю – макияжа у нее и вечером было не особо много. Уж я, будучи сам моделью, насмотрелся на то, как делают макияж в стиле «натурель», так что знаю, о чем говорю. Так вот, не было на лице Леси всей той косметики, а-ля натурель. Разве что реснички у нее были подкрашены, да блеск на губах был. Почти прозрачный, нежно розовый, манящий. Интересно, какого вкуса ее губы?
Так! Стоп! Остановился и выдохнул! А то опозоришься сейчас перед всеми своими подчиненными. Надо хоть пиджак застегнуть, честное слово! И, пожалуй, вискаря, что ли, выпить.
– Александр Михайлович, с
