Сдержав рыдание, готовое вырваться из груди, она прошептала:
— Да.
— Тогда, наверное, тебе лучше уехать.
Она медленно кивнула, спустила ноги с кровати и встала, завернувшись в простыню.
— Ладно, Джаред, я уеду. Но вот что я тебе скажу. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я тебя очень Люблю и глубоко сожалею, что все так получилось. Ты даже представить себе не можешь, как мне жаль. Но изменить прошлое никто не в состоянии: ни я, ни мой отец, ни его ранчо…
— Черт, значит… — Джаред прищурился. — Ты переспала со мной, чтобы спасти отцовское ранчо?
Слезы щипали Аве глаза, к горлу подступала дурнота. Скорее прочь из его комнаты, из его дома, из его жизни.
— Я уезжаю домой, — сказала она, собирая одежду дрожащими руками. — Лили всегда будет в твоей жизни. Но не я, На ватных ногах Ава вышла из комнаты.
Уже рассвело, но Джаред, страдавший от чудовищного похмелья, этого не заметил.
После ухода Авы накануне вечером он поднялся к себе в кабинет и прошел прямо к бару. Накачаться виски было, конечно, не самым умным делом, но это определенно помогло стереть из памяти несколько последних дней. Он провел шесть или семь часов за письменным столом, уронив голову на его прохладную поверхность и погрузившись в блаженное забытье, не помня ни об Аве, ни о том, как они занимались любовью, ни о том, как прогнал ее прочь.
Джаред провел руками по волосам, потом откинулся на спинку кресла. Черт возьми, как он только додумался задать этот жестокий вопрос? Он же знал, что она спала с ним не для того, чтобы спасти ранчо отца. Ава любила его. Все еще любила, спустя столько лет. Он увидел эту любовь в ее глазах в тот момент, как столкнулся с ней нос к носу в магазине для молодоженов. Более того, это открытие его весьма порадовало.
Джаред обвинил ее, потому что хотел сделать ей больно. И ему это удалось.
Но его переполняла не гордость, а лишь глубокое сожаление. Но сейчас не время для сожалений.
Ему надо вернуться к жестокой реальности и не терять бдительности. После вчерашнего Ава может рассердиться до такой степени, что увезет Лили обратно в Нью-Йорк, не переговорив с ним.
Этого он допустить не мог.
— Ты ведешь себя как дитя, Джаред Редвулф.
Джаред застонал и взглянул на старую женщину, вошедшую в кабинет. Она вернулась домой до восхода солнца, сходила помедитировать в холмы, а потом, очевидно, переговорила по телефону с Авой или Ритой, пока пила свой травяной чай.
— Муна, прошу тебя, — сказал он усталым голосом. — Ты не понимаешь.
Она встала возле письменного стола и почему-то показалась Джареду гораздо выше, чем была.
— Задета твоя гордость, вот что я понимаю.
— Она лгала мне, и не один раз.
— Ава поступила не правильно и боялась, что ты обидишься еще больше. Она разве не призналась в этом?
— Призналась, но…
— Ты не хочешь ее простить — мать твоего ребенка?
— Муна… — В тоне Джареда послышалось предупреждение.
— А деда твоего ребенка тоже не простишь? Глаза бабушки потемнели от огорчения и разочарования.
— Черт возьми, Муна…
— Я не буду молчать, глядя, как ты снова губишь свою жизнь.
— Это они погубили мою жизнь.
— Возьми на себя ответственность и за свою долю участия в этом, Джаред. Смири постоянный гнев на проступок своего отца, иначе ты будешь очень одиноким человеком.
Стиснув зубы, Джаред отвернулся и стал смотреть в окно на свою собственность, на тот мир, который создал для себя и для Авы, если, конечно, у него когда-нибудь хватит смелости это признать.
Словно читая его мысли, Муна ласково сказала:
— Ты все еще ее любишь. Даже сильнее, чем раньше, я так думаю.
— Мне надо работать, — проворчал Джаред.
— Конечно. Причем больше, чем ты можешь себе представить. — С этими словами Муна тихо вышла из комнаты.
Чего она хочет от него, черт возьми? Чтобы он забыл прошлое? Забыл всех, кто с этим связан? Забыл все, что ему причинили? Все, что у него отняли? Это бабушка может простить, но не он. Может, Муна хочет, чтобы он отыскал Аву и сказал, что все еще любит ее — даже больше, чем прежде?
— Ну уж нет, — презрительно пробормотал он.
Оттолкнувшись от кресла, Джаред направился к двери. Ему вдруг стало душно в офисе. Необходимо выйти на свежий воздух.
Перепрыгивая сразу через две ступеньки, он сбежал вниз, распахнул сетчатую створку и вышел на крыльцо. Но никакого свежего утреннего воздуха ему в легкие не поступило, потому что Джаред не удосужился вдохнуть — он был ошеломлен.
По подъездной аллее в клубах пыли мчался автомобиль Бена Томпсона.
Джаред выругался, когда видавший виды грузовичок с визгом остановился перед домом, раскидывая во все стороны гравий. Редвулф довольно давно не видел этого человека. После несчастного случая с Беном Джаред просто отворачивался в сторону всякий раз, когда им случалось встретиться в городе.
Едва успев захлопнуть дверцу, Бен взлетел по ступеням и без всяких предисловий начал:
— Можешь забирать мою землю, Редвулф. За все, что сделал тебе и твоим близким, я это заслужил. И я тебя не виню. Но причинять боль Аве…
— Стойте, где стоите, — перебил Бена Джаред, не давая ему пройти дальше ступеней веранды. — Что бы там ни было между мной и Авой, это не ваше дело.
— Она моя дочь.
— С каких это пор?
Бен вздрогнул и нахмурился, отчего морщины на лице стали резче.
— Ты узнаешь, что быть отцом и радостно, и сложно, особенно если навязывать собственные дурацкие, тупые идеи тем, кого любишь.
Джаред насмешливо фыркнул.
— Не думаю, что буду обращаться к вам за советами относительно того, как быть отцом.
— Ладно, хорошо. — Бен сорвал с головы шляпу и отряхнул ее о джинсы. — Но ты совершаешь еще большую ошибку, чем совершил я, Джаред.
— Мистер Редвулф, — поправил его Джаред враждебным тоном.
Покачав головой, Бен сказал:
— Месть — одинокое занятие.
Джаред почувствовал сильнейшее раздражение. Сначала Муна, а теперь Бен Томпсон. Какого черта?!
— Я уже давно одинок, так что мне не привыкать.
— Может быть, но неужели именно такое наследство ты хочешь оставить Лили?
Джаред шагнул вперед и приблизился к Бену вплотную.
— Не говорите о моей малышке. Не говорите о ней никогда. У вас нет такого права после того, что вы сделали.
Во взгляде Бена читались безысходность и печаль.
— Да. Все верно, — тихо подтвердил он.
— Еще бы не верно. — И Джаред произнес слова, которые так давно мечтал сказать:
— А теперь убирайтесь к черту с моей земли!
Бен Томпсон медленно кивнул, потом, сразу как-то сгорбившись, пошел к своему грузовику.
