— Ты ведь хотел получить новую любовницу, не так ли? — Она посмотрела на него, и глаза ее были полны горечи.
Он прекрасно понял, что она о нем думала, пожал широкими плечами и принял вызов.
— Марина, взгляни на наши отношения с моей стороны. Ты же видела мою мать, представляешь, что она за человек. Меня с раннего детства показывали всему свету, как ученую обезьянку. Я получал все, что хотел, но обращались со мной как с игрушкой. Мать распоряжалась каждой минутой моего времени. Я дышать должен был по ее указке. У меня не было друзей, потому что они могли отвлечь меня от музыки. Отца мать просто выкинула, чтобы он не стоял между ею и мной.
Да, все это Марина хорошо знала, потому что сама видела его мать и слышала рассказы Гранди.
Лицо Гедеона стало серьезным и мрачным.
— Когда мне удалось вырваться, я освободился от нее и твердо решил, что никогда в жизни не стану связывать себя с женщиной. — Глаза его блестели, он смотрел куда-то поверх ее головы. — Женщины связывают тебя по рукам и ногам, дай им хоть малейшую возможность. Это я понял, имея дело с матерью. Обвиваются вокруг тебя, как плющ, и душат. Я решил, что не буду избегать их, когда вырасту, но женщины должны знать свое место. Я научился пользоваться ими, получать от них удовольствие, а потом выбрасывать из жизни.
Она отшатнулась от жестокости его слов. Гедеон наблюдал, лицо его было в тени.
— Да, не очень красиво. Можно было бы соврать, скрыть все это, но я не хочу, чтобы между нами осталось что-нибудь недосказанное.
Где-то глубоко внутри в ней опять началась грызущая боль, настойчивая, как зубная, но куда более разрушительная. Неужели это так и будет продолжаться всю жизнь? — подумала Марина.
— Я не хочу больше слушать, — сказала она сухо, бесцветным тоном. Марина вырвалась и повернулась к двери, но Гедеон поймал ее за руку и потянул к себе.
— Марина, — тихо и хрипло сказал он, и тут она взорвалась.
— Оставь меня в покое! Пойми, ты мне не нужен, я тебя ненавижу! Уходи!
Ее слова хлестали его по лицу, и рука Гедеона упала. Марина заметила в глазах боль, но теперь ей было все равно, она, споткнувшись, бросилась к двери. Хорошо бы ей удалось задеть его по-настоящему, тогда она отомстила бы хоть немного за то, что довелось ей испытать.
На тропинке, что шла через скалы, Марина заметила сгорбленную фигуру Гранди. Он тоже остановился, глядя во все глаза, стараясь понять по лицу внучки, что она думает по поводу того, что Гедеон остался.
— Он уговорил меня дать ему возможность поговорить с тобой еще раз, — волнуясь, сказал дед. — Не надо было? Я ничего не мог сделать, он Не слушает, и все.
— Я понимаю, — ответила Марина. Конечно, Гедеон был упрям и своеволен, его невозможно было переубедить, если уж он что-то решил.
— Случилось что-нибудь? — спросил Гранди, внимательно к ней приглядываясь. — Он остается? Ты сама что будешь делать дальше?
— Не знаю. — Марина говорила тихо, опустив голову. Надо сказать все дедушке, сейчас как раз подходящий случай. Глубоко вздохнув, она начала после короткого колебания: — Повидимому, я не смогу стать тем, кем ты хочешь, Гранди. Не хватает во мне чего-то.
Дед замер, руки его сжались наподобие птичьих лап.
— Да что ты! У тебя прекрасно получается! Ты будешь первоклассной пианисткой. Если бы не Гедеон, ты уже теперь смогла бы показать, на что способна.
— Дело не в Гедеоне.
— Именно в нем! — закричал Гранди вне себя. — Это он разрушил твою карьеру, всю твою жизнь.
— Жизнь — пожалуй, но не карьеру, — вздохнула она печально. — Рано или поздно мне пришлось бы тебе это сказать — я сделана из другого теста.
— Как ты можешь судить?
Она подняла к нему бледное лицо, обрамленное блестящими на солнце волосами, и грустно посмотрела на него.
— Гранди, я говорю правду, нравится тебе это или нет. У меня не хватит мужества для такой жизни. Мне не хватает того, что когда-то руководило тобой, а сейчас толкает вперед Гедеона, поэтому я не добьюсь успеха. Мне совсем не хочется быть концертирующим пианистом, я боюсь играть на аудиторию, я от этого заболеваю. Я люблю музыку, но ненавижу выступать. Я терпеть не могу, когда меня слушает много народу.
— Но ты ведь даже не пробовала. — Гранди смотрел на нее сердито, ему, видимо, очень хотелось встряхнуть ее, чтобы привести в чувство. — Как ты можешь знать, сможешь ли ты выступать, если ты еще и не начинала? Все мы боялись сцены, всем нам казалось, что мы плохо играем. Начнешь выступать, и это пройдет.
Марина покачала головой.
— Не в том дело. Неужели ты не понимаешь, Гранди? Я не хочу.
Дед мечтал, чтобы она стала частицей его самого, точным его повторением, чтобы еще раз, вместе с ней, он мог пережить ту жизнь, которую отняла у него злая судьба. Гранди до сих пор не примирился со своей потерей. Он любил тот мир, из которого был выброшен, и не мог поверить, что Марина отказывалась от него добровольно.
— Что же делать, если мы такие разные, — сказала она осторожно и ласково. — Жаль, что я тебя так разочаровала.
— Разочаровала? — Лицо деда стало жестким, глаза потемнели. — Да с тех пор, как ты родилась, я ни о ком, кроме тебя, не думал. Как ты можешь отворачиваться от своего будущего? Как ты можешь выбросить на ветер все, чего ты достигла? Ты потрясающая пианистка, у тебя прекрасная техника, у тебя глубокое понимание и замечательное чувство музыки. Разве можно пренебрегать такими способностями? Что ты собираешься делать? — Лицо его изменилось. — Ты собираешься вернуться к нему, и это после всего, что он с тобой сделал? Неужели все женщины одинаковы? Гедеон — эгоист, все великие артисты эгоисты. Я не виню его за это. Его жизнь проходит в бешеном ритме, между выступлениями ему необходимо расслабиться, снять напряжение. Мне все равно, что он будет делать, но я никогда не прощу ему, если из-за него рухнет твоя карьера.
— Да не в нем дело, — опять повторила Марина.
— Я не слепой, я вижу, что с тех пор, как он появился здесь, ты снова начала в него влюбляться. Ты думаешь, я не знаю, что между вами происходит? — Гранди покраснел, глаза его были полны горечи. — Помнишь, когда я зашел и застал тебя в его объятиях, мне сразу стало ясно, что он уже многого достиг.
Она опять повторила, повышая голос:
— Да никак это не связано. — Марине не хотелось ни думать, ни говорить о Гедеоне.
Она быстро прошла мимо Гранди вниз по дороге, ведущей в сторону мыса Испанская Голова. Резкий ветер перепутал ей волосы, на щеках загорелся обманчивый румянец. Траву кругом обглодали овцы. Марина смотрела на море. Она знала, что под сверкающими на солнце волнами скрываются коварные скалы и плохо придется той лодке, что рискнет пуститься в плавание по этим водам. Что же, и люди бывают точно такими же. Ведь с самого начала что-то предостерегало ее против Гедеона, однако она не обратила внимания на подсказку интуиции, и вот результат.
