Как – то незаметно наступило серое утро. В купе все спали. Генрих ужаснувшись, что мысль о любви была всего-то лекарством, снотворным, действие которого прошло и он опять одинок, просто был повергнут бесповоротностью судьбы. Собравшись с мыслями, решил перебороть внутренний страх одиночества, твердо уверовав, что занятому человеку не до одиночества, так как рабочее время лечит, что по прибытию в Санкт– Петербург, он полностью отдастся работе, загрузит себя чужими проблемами, сопереживая другим, разрешая их росчерком пера. Он найдет то, что должен найти – общение. Одиночество – это роскошь! И на него нельзя тратить время.
Сейчас он просто взял у судьбы тайм аут, чтобы определиться и идти по жизни дальше. Это время для анализа ошибок, но их надо перелопатить в 2–3 дня, чтобы не впасть в депрессию, гоняя себя по кругам ада воспоминаний. Прошлое оставлено во вчера, оно однозначно было, но прошло. Его не вернуть.
За окном показался пригород Санкт – Петербурга, что так обрадовал своей мощью, духовностью, невольно захотелось сесть поближе к окну, впитывая прошлое великого наследия. Мозг рисовал кадры войны.
…Шла война, но люди радовались рождению нового. Наверно, и Ефросинья, его бабушка, в те дни, рожая сына, умилялась, видя перед собой малыша. Новую жизнь! Наперекор страху она, даруя ему жизнь, сделала, прежде всего – счастливой себя.
Сейчас он одинок. Близкие, показалось, устали ждать внуков и правнуков, умерли, один за другим простившись с ним навсегда. Быть может их уход никто и не заметил со стороны, но ему их не хватает. Их любви.
От этих мыслей его отвлек мужик с верхней полки, что хлопал по плечу, что-то бормоча: «Слышь, пацан, давай по пивку?! В горле пересохло после ночи. У меня есть!»
Он начал рыться в своей сумке наверху, достал бутылку, начал тыкать ею ему в плечо. Генрих с брезгливостью посмотрел на него, отрицательно покачал головой.
Мужик негодуя, выкрикнул: «Нуты – фруты! Интеллигенция! Я и один могу выпить, больше достанется!»
Сказал, не понимая, чем не угодил соседу. Хотел, как лучше – поделиться. Осушая из горла пиво, тот все, же решил загладить натянутость в их отношениях, панибратски сказал: «Ну, ты, это, пацан, не обижайся, я не со зла. Не хотел обидеть. Генрих искоса на него посмотрел и понял, что мужик, тоже, как и он одинок, вот и ищет простого общения. Мужика обнадежил интерес к нему, тяжело вздохнув, тот признался: – Не обижайся! Из дома вчера чухнул, от своей, выгнала к черту меня взашей, как таракана. На его глазах появилась предательская слеза. – Сорок пять баба ягодка опять! Набрыд я ей! Нового мужа нашла не пьющего. Сказал и тыльной стороной руки вытер слезу, в сердцах сказав: – Стерва! Хорохорясь, выкрикнул: – Но я на нее не в обиде. Выгнала, так выгнала! Другую цацу себе найду! Еще и моложе и красивее! Вот, как эту! Сказал он, указывая рукой в сторону молодой женщины. Та испуганно закрылась простыней, в его адрес, шипя:
– Ну вот еще, сдался ты мне! Мужик на нее дружелюбно посмотрел, безобидно сказал:
– Еще моложе найду! Глотнув в очередной раз из бутылки пиво, констатировал: – И ты стерва! Махнув рукой, добавил: – Я теперь Вас избегать буду! Он начал бить себя в грудь, выкрикивая: – Я, Иван Васильевич! Не грозный! Но всех баб сжег бы на костре! Всхлипнув, выдавил: – Ишь, моду взяли – мужиков менять, как перчатки! А когда замуж шли, так клялись – любить до гроба! Мужик вытер рукой слезы, и тут, же вновь расплакался: – Стерва! Вот и верь после этого бабам! Он начал горько плакать. Генрих глядя на него внутри содрогнулся.
Женщина выползла из простыни, изумленная вспрыснула:
– Впервые вижу, как рыдают мужики из-за жен. Мужик, нагнувшись с полки, пригрозив кулаком, съязвил:
– Так родная, же она мне! Жена! В законном браке 25 лет жили, душа в душу. И тут, же со злой усмешкой добавил: – Тебе не понять! Вон вижу не окольцованная птичка, еще. Скривившись в злом оскале, выпалил: – А ты, стерва! И замуж тебя никто не возьмет, даже он! Тот показал пальцем на Генриха. Женщина, фыркнув, спряталась под простыню, буквально через секунду высунувшись из – под неё, недружелюбно с сарказмом сказала:
– Если бы не страх летать на самолете, то я бы не была в вашим обществе, господин Пьяница!
Генрих тут, же вышел, чтобы не вступать с пьяным мужиком в разговор.
Женщина, оставшись один на один с мужиком, с ужасом подумала: «Почему ей в последнее время не везет».
Наверно, она не вписалась в ритм жизни Москвы, не научилась в ней жить, так как то, что созидалось, то и рушилось, как карточный домик, у нее на глазах. Прошлое ей, еще молодой женщине, которой всего-то около тридцати лет, внесло боль, разочарование, отобрав и надежду.
Закрывшись простыней с головой, она стала возвращать события, что происходили с ней год назад…
…Людмила Обухова спешно завтракает, спешит на совещание в главную редакцию журнала, опаздывает. На ходу допивает кофе, одевается, выходит. У подъезда садится в машину, она не заводится. Злится. Спешит к метро. Внутри метрополитена – свой ритм, суета.
Людмила смотрит со стороны на встречных прохожих, ей кажется, что попала в иной мир. Она садится в электричку, стоит у входа, прильнув к окну двери, вглядывается с интересом в лица бегущих людей по платформе станций, видны – новые микрорайоны, что мелькают перед глазами, когда электричка вырывается на простор города, они стираются на глазах в тонкую нить, давая на миг глазам отдохнуть.
Она, Обухова Людмила Ивановна – шеф. Редактор журнала. В издательстве вовсю готовится первый номер.
В офисе все в ожидании ее приезда, она никогда раньше не опаздывала, и вдруг…
В зале заседаний собраны редакторы. Они обговаривают содержание первого номера, всем хочется от себя внести, что-то светлое и чистое на страницы нового журнала. На столе масса фотографий с лицами успешных и знаменитых, в них глянец до лоска. Что говорит – их жизнь удалась. И глядя на таких людей будущий читатель, непременно будет мечтать, и стремиться к успеху, ведь перед ними будут примеры в успешном достижение цели.
Гл. редактор, Олег Голиков, 37 лет, обращает внимание на то, что он, уже отобрал материал, только надо согласовать с Людмилой Ивановной. Потом, вспоминает, что он оставил в своем кабинете всю документацию. Выходит из кабинета, идет по коридору, звонит на мобильный Обуховой, говорит, что ее все ждут. Она стала говорить, что едет в метро, так как имидж – бизнес-леди, для нее, прежде всего.
Голиков подчас ее старается подсидеть, показать, что он больше смыслит в издательском деле, нежели она, охотно, при посторонних выказывает свое превосходство, поэтому попасть на его язычок, значит подорвать на ровном месте карьеру. Людмила, обычно в ответ на перепалки, отстаивает свое мнение, настаивает на своем праве отбора материала.
