Ознакомительная версия.
Обтекаемо, двусмысленно, но бывают времена, когда слова значат меньше, чем тон, каким они сказаны. Это был именно тот случай.
* * *
— Не бойся, мы не опоздаем!
Олег вёл машину немного нервно, резко тормозя на светофорах и срываясь первым, когда красный цвет сменялся зелёным. Это было на него непохоже, мне хотелось дотронуться до руки, лежавшей на руле и произнести банальность, типа «всё будет хорошо». Моя нервозность полностью ушла с приходом первого бывшего, но передалась ему, как заразная сыпь.
— Не переживай! — повторял он уже в третий раз за время поездки. — Я буду рядом. Конечно, в операционную меня не пустят, но сразу после тебя переведут в палату, мне разрешат посмотреть через окошко.
— Я тебя не увижу, — улыбнулась я, представляя, как Олег убеждал врачей разрешить ему даже такую малость. — Да и, наверное, ничего не почувствую.
«А если и почувствую, то потерплю. Лишь бы получить эти клетки!»
Чтобы снова не впасть в уныние и не терзаться сомнениями, я принялась думать о том, как Олег собирал в баночку свои клетки. Меня так и подмывало спросить, о ком он думал в такой интимный момент, был ли один, но, разумеется, я не решилась. Мы больше не находимся в той близости, когда легко можно спросить о любой пошлости, и она не будет выглядеть таковой.
Как и обещал Олег, мы приехали вовремя.
— Я буду где-то рядом, даже если ты меня не видишь, — повторил он, накрыв мою ладонь своей, а я поймала себя на мысли, что мне будет отчаянно его не хватать. Не сейчас, не во время забора материала, и даже не тогда, когда суррогатная мать будет вынашивать нашего малыша, а после. Когда наша близость развеется дымом и исчезнет в прошлом.
— Хорошо, — только и смогла произнести я, чувствуя, как слёзы подступили к глазам, и поторопилась выйти на свежий воздух, запахнувшись в плащ. Последние дни ожидаемо похолодало, осень окончательно вступила в свои права. Листья пожухли и опали с деревьев, ветер трепал голые ветки и заставлял прохожих кутаться в куртки.
А мне дышалось удивительно легко и свободно, хотя осень всегда была нелюбимым временем года. Но не в этот раз.
Мы молча поднялись по белоснежным ступеням и вошли в тёплый светлый холл. У регистратуры нас разделили. Я обернулась и бросила последний взгляд на Олега, а тот кивнул и улыбнулся так, как мог он один: кончиками губ, едва уловимо.
Остальное для меня было делом техники. Я разделась в специально отведённой комнате, напялила жутко некомфортную больничную одежду. Пряча волосы под шапочкой, последний раз взглянула на себя в зеркало.
Да, я была готова. Подписала согласие на вмешательство, ответила на очевидные и от того раздражающие вопросы, а потом снова и снова. Разным людям, приходившим в палату: анестезиологу, медсестре, врачу. Они подробно объясняли, что со мной будут делать, я слушала и старалась быть милой и благодарной, но всё время хотела их поторопить.
Я всё знаю, я уже проходила через это, когда была здесь с мужем. Разве непонятно? И тогда у меня даже получились три прекрасных эмбриона- «отличника». Только всё было напрасным, а сейчас…
Наконец меня повезли в операционную. И хотя накануне я не ужинала, всё равно во рту появился горький привкус.
Мне хотелось вывернуть содержимое желудка, но я понимала, что вся тошнота, она от страха. От собственной беспомощности что-либо изменить. Больше от меня ничего не зависело.
* * *
Олег
Уже после того, как Зоя ушла, а я отдал заветную баночку со спермой медицинской сестре с кудряшками, выбивающимися из-под светло-серого колпака, подписал все бумаги, получил что-то типа договора, и мне захотелось выпить воды. Я прошёл в холл и приготовился ждать того момента, когда Зою переведут в палату.
Анестезиолог сказал, что она будет отходить после наркоза, и беспокоить пациентку в этот момент нельзя, но я и не собирался.
— Просто постою и посмотрю, — сказал я так, чтобы мне не отказали. — Если надо, доплачу.
— Не надо, — врач оказался мужиком и не стал долго и нудно объяснять правила безопасности.
Конечно, деньги всегда решают малые затруднения, типа этого, но всё же меня могли и не пустить. И ещё могут, придумав оправдания. Я ведь не муж, вообще никто. По документам буду числится безымянным донором, выполнившим работу и обязанным отвалить в закат.
Вода в кулере оказалась тёплой и неприятной, как болотная тина. Уж не знаю, что они туда добавляют и зачем, но пришлось купить двойной эспрессо. А потом затариться ещё парочкой американо. Надеюсь, мой мотор выдержит и не лопнет до того, как я снова е ё увижу.
Блин, моя забота Зое теперь совсем не нужна! Материал я сдал, согласие на использование подписал, теперь всё в руках этих серых теней, скользящих по коридору, их постоянно проглатывают одни раскрывающиеся створки дверей и выплёвывают другие. Это напоминает вокзал, зал ожидания, когда ты сидишь и недоумеваешь, почему все куда едут, а ты — нет.
Минуты тянулись так медленно, что уже через четверть часа я был готов попросить у глазастой девушки за стойкой регистратуры, чтоб она сбегала и узнала, всё ли в порядке. Но потом, залпом допив последнюю чашку кофе, передумал. Надо ждать, никто не сможет поторопить процедуру, да этого делать и не следует. Пусть дольше, но наверняка.
Интересно, меня так волнует исход нашего мероприятия из-за Зои, или потому что я созрел для собственного ребёнка? Подумав минуту, второе я отмёл: если бы на месте бывшей оказалась другая, та же Саша, молил бы о положительном результате? Однозначно, нет.
Когда в кармане зазвонил телефон, я не придал этому значения. Мне всё время кто-то звонил: рабочие дела часто требовали непосредственного участия, в конце концов, все последние годы я был только этому рад. Лишь бы быть занятым, лишь бы не чувствовать, что дни проходят зря.
Но звонили не с работы. Пришлось выйти на крыльцо, чтобы не материться в трубку на весь холл респектабельной клиники. Бросив взгляд на наручные часы, я произнёс, прижав смартфон к уху:
— Пять минут, Саша. Не больше. Начинай говорить о том, какой я козёл и неблагодарный хряк.
В трубке повисла неприятная тишина. Та самая, означающая, что моя бывшая жена пытается выбрать тактику и понять, как лучше вести разговор.
— Зачем ты так? — мягко спросила она. Значит, выбрала вариант «кроткая и понимающая, но без вины покинутая». — Только, пожалуйста, не вешай трубку. Мне плохо без тебя, прости, если что не так.
Умоляющие интонации удавались Саше лучше всего, наверное потому, что бывшая сама верила в то, что говорила. Ей хотелось думать о себе не как о расчётливой приспособленке, а как о той, что ищет своего мужчину, да всё никак не может найти.
Я не осуждал Сашу, сам в своё время выбрал такой формат отношений, не её вина, что через какое-то время он перестал меня устраивать.
— Зачем ты звонишь, Саша? Не унижайся! Твои признания и слёзы ничего не изменят.
Я пытался быть добрым и милым, правда, но так и подмывало послать её к чёрту.
— Нашему браку пришёл конец, это была ошибка. Моя ошибка, я компенсировал её тебе сполна. Или ты думаешь, что сможешь доить меня бесконечно?!
Нет, я всё-таки сорвался на язвительно-холодный тон, обычно он действовал на таких потребительниц как Саша, отрезвляюще, будто стакан холодной воды, плеснутый с размаху в лицо.
— А знаешь, что? Да, наш брак был ошибкой, но я старалась быть хорошей женой, ни разу не изменила, хотя была такая возможность, — теперь и бывшая жена сменила кроткий тон страдалицы на заигрывающие нотки жуть как востребованной секс-бомбы. Так даже лучше, когда без масок. — И ты бросил меня, но скоро получишь по заслугам. Скорее, чем думаешь. Сдал свою драгоценность, и теперь твоя Зоя пошлёт тебя в пешее эротическое. Ну и удачи ей! Она молодец, респект стерве!
Дальше слушать я не стал, раз и навсегда отправив второй номер бывшей жены в бан. Она сражалась не за меня, а за своё потерянное благополучие.
Ознакомительная версия.
