Окончив рассказ, замолкаю. Часто дышу его запахом и ожидаю вердикта.
- Кто это мог сделать, есть подозрения?
Вскинув взгляд, кружу по его лицу глазами.
Он мне поверил?..
- Есть. Подозрения есть, доказательств нет.
- Кто? – мрачно спрашивает он.
- Нечаева.
- Кто это?
- Блондинка… с третьего курса… Она меня ненавидит, - перевожу дыхание, - считает, что ее подружку Пахомову из-за меня выгнали из универа.
Вижу, он понял, о ком речь. Сильно нахмурившись, мрачнеет еще больше.
- У тебя были с ней конфликты? В течение года?..
- Да так… цеплялась по мелочи… Недавно грозилась, что я скоро вылечу из Вуза…
- Почему не рассказала?! – нависая надо мной, рычит Герман.
- Об этой фигне?..
- Бл@ть… Короткова, я же просил ничего не скрывать!
- Не ори на меня! – огрызаюсь в ответ, - ты даже шанса оправдаться не дал! Ты такой же, как они!
- Я звонил тебе в тот день! Ты трубку не брала!
- Даже не выслушал, - из груди вырывается рыдание, - ты предатель…
Выражение лица Греховцева тут же меняется. В глазах мелькает жалость и… боль.
- Все, - проговаривает глухо, - успокойся… я тебе верю!
- Не веришь, - хочу спрятать лицо в руках, но он не позволяет, отводит мои ладони в стороны.
- Верю, слышишь…
- Мне никто не поверил… Инга с ними заодно… Костюченко тоже… она на камеру все снимала…
- Я разберусь, обещаю…
- Как?!
- Это уже не твоя проблема. Эти твари ответят.
- Правда?.. – спрашиваю негромко, - ты веришь мне?
- Верю.
С моей груди словно бетонную плиту снимают. Глубоко затягиваюсь воздухом и, подавшись вперед, упираюсь лбом в его плечо.
- Спасибо… Я бы никогда чужого не взяла… правда… я сама себе собиралась телефон купить, в честь окончания первого курса… Я не воровка.
- Я знаю, - чувствую, как на мою голову опускается тяжелая рука, вплетается пальцами в волосы и прижимает к себе еще сильнее, - я урою их, клянусь…
Пусть уроет. Пусть делает с ними все, что посчитает нужным. Мне их не жалко. Я до чертиков хочу, что виновные ответили за каждую секунду моего позора.
Да, черт возьми, я далеко не святая! Я хочу признания моей невиновности и публичных извинений!
- Говорят, в чатах полощут мое имя…
- Я видел… Я этого так не оставлю, не волнуйся…
В глазах совсем некстати собирается влага. Начинается жуткий откат. Злость и обида, схлынув, обнажают мою слабость.
Прижавшись лицом к твердому плечу, из последних сил глушу рвущиеся из горла рыдания.
- Не плачь только, не выношу твоих слез, - произносит Герман ворчливо, а сам, прижав меня к себе, начинает гладить спину.
Медленно ведет ладонью по спине снизу вверх, ощупывая пальцами позвонки. Дойдя до затылка, обеими ладонями обхватывает мою голову и поднимает лицо к себе.
Какое-то время смотрим друг другу в глаза, а затем его взгляд стекает на губы.
По телу растекается тепло. Затаив дыхание, чувствую, атмосфера вокруг нас меняется. Воздух становится гуще и горячее.
- Скучала? – спрашивает охрипшим голосом.
- Да.
- Ждала меня?
- Ждала.
Мы тянемся друг к другу одновременно. Встретившись на полпути, соединяемся в поцелуе. Поначалу просто тремся губами, а затем Герман перехватывает инициативу. Фиксируя затылок пальцами, впивается в мой рот.
Целует глубоко, как любит. Гладит мой язык, небо и зубы. Выбивая тихие стоны, начинает ласкать меня руками. Ведет ими по спине вниз, тормозит там, где начинаются джинсы и, положив их на бедра, резко толкает на себя.
Глава 17.
Тело мгновенно вспыхивает. Вжимаясь друг в друга, мы продолжаем жадно целоваться. Я сцепляю ноги на его бедрах и обвиваю руками талию.
Герман тоже меня трогает. Всюду. Впиваясь пальцами в спину, поднимает край футболки и ныряет под нее руками.
О, Господи… Там, где он меня касается, кожа горит как от ожога. Становится жарко. Я выгибаюсь, чувствуя, как скользят его ладони по моей обнаженной коже, добираются до застежки бюстгальтера и ловко ее расстегивают.
Немного вздрогнув, я отстраняюсь.
- Мне страшно, - шепчу тихо.
- Ты же со мной, чего тебе бояться? – так же негромко отвечает Герман.
Я смотрю в его потемневшие глаза, припухшие от поцелуев губы, ловлю ртом вкусное дыхание и вдруг отчетливо понимаю, что влюбилась. Влюбилась по уши в сына губернатора. По-настоящему и навсегда.
Это открытие шокирует. И, похоже, это не просто влюбленность, это любовь, заполнившая всю меня до краев. Каждую клеточку моего тела.
Я люблю Греховцева.
Удерживая мой взгляд, он продолжает то, для чего расстегивал лифчик. Сдвигает чашечки вверх и накрывает ладонями груди.
Сделав судорожный вздох, я замираю. Вся кровь устремляется в низ живота. Герман, внимательно следя за моей реакцией, заключает соски между подушечками указательных и больших пальцев, слегка сжимает и тянет на себя.
Не сдержавшись, хватаюсь за его руки и тихо стону.
Рыкнув, Греховцев срывается. Быстро снимает футболку и лифчик, бросает их на Юлькину кровать. Сдергивает меня с подоконника и, присев на корточки, расстегивает молнию джинсов. Бросает на меня быстрый взгляд и, не встретив сопротивления, стягивает их по ногам.
Пока он вытаскивает из штанин сначала одну мою ногу, затем вторую, я держусь за его плечи. Оголившаяся кожа тут же покрывается мурашками. Меня потряхивает.
Герман это видит. Смотрит в мое лицо снизу вверх и, обхватив мои бедра большими горячими ладонями, прижимается губами к животу.
И снова я не могу сдержать стона.
- Пи@дец, - глухо выругивается Греховцев, - потом поиграем, о’кей?..
Поддев под коленями, поднимает меня на руки и бросает на кровать. От неожиданности я успеваю только охнуть. Приподнявшись на локтях, с замиранием сердца наблюдаю, как Герман быстро расстегнув несколько верхних пуговиц, стягивает рубашку через голову, затем, звякнув пряжкой ремня, быстро избавляется от брюк сразу вместе с боксерами.
Мать моя женщина!
Он абсолютно голый! Но я даже разглядеть его не успеваю, потому что уже в следующее мгновение Герман оказывается сидящим на кровати между моих разведенных ног, упираясь торчащим колом членом в ластовицу моих хлопковых розовых трусиков.
- Я их порву, - предупреждает он, подцепляя тонкую резинку пальцами.
- Зачем?..
- Хочу… сотню раз это представлял…
Дальше слышится треск ткани, а в следующее мгновение мое белье улетает куда-то на пол.
Это так дико и порочно, что меня простреливает желанием, но в то же время я дико смущаюсь и волнуюсь. Инстинктивно прикрываюсь руками, но Герман отводит их стороны и накрывает меня своим телом.
Кожа к коже, глаза в глаза.
- Расслабься, я не хочу, чтобы тебе было больно.
- Я постараюсь…
Он меня целует. В губы, затем ласкает языком шею и мочку уха, сжимает руками грудь и живот. И, наконец, накрывает ладонью промежность. Раздвигает пальцем складки и медленно вводит его в меня.
- Гер – ман… - выдыхаю шумно.
Тело нагревается изнутри, становится податливым и начинает извиваться в такт неспешным движениям пальца внутри меня.
Обхватив его за шею, тяну на себя. Хочу в себя еще и его язык.
- Я не могу больше, Ра-я…
Я тоже. Сгораю заживо. Я хочу с ним секса. Не знаю, какие это будут ощущения, но меня трясет от желания почувствовать его в себе сейчас же.
Герман часто поверхностно дышит, вынув из меня палец, растирает влагу по половым губкам и приставляет головку члена к входу.
- Боже… - нереальные ощущения.
Когда он начинает скользить ею вдоль складок, легонько постукивает по чувствительному бугорку, меня всю скручивает в спираль.
Это капец, как сладко. Это… Господи… это невыновимо…
Закусив губы изнутри, я зажмуриваюсь.
- Смотри на меня, когда кончаешь… - шипит в ухо.
Делает еще пару поступательных движений, и я кончаю. Стону, глядя в его глаза и выгибаюсь дугой.
