коленями на пол.
— Папа, что такое? Опять? — истошно голосит она на своем родном языке, держит отца за руку, словно прощается с ним.
Алису пугает такая сцена. Спрятавшись за мной, она начинает плакать и дрожать как осиновый листочек.
— Кажется, приступ, — хрипит дед на последнем издыхании, невидящим взглядом в потолок смотрит. — Мне ведь нельзя нервничать, но как тут без нервов обойдешься.
— Принесите воды! Быстрее! — орет девушка в истерике.
Она лезет в свою сумочку, достает оттуда целую аптечку. Выгружает на стол тонометр и какие-то таблетки. Дрожащими руками выдавливает из стандарта парочку капсул.
Ой, мамочки.
Все выглядит куда серьезней, чем изначально казалось.
Рванув на кухню, я наливаю в стакан воды, быстро возвращаюсь и передаю Октавии.
13. Такая знакомая незнакомка
Влад
Пот градом скатывается с седых висков отца, струится по шее за воротник. От частого дыхания его грудь вздымается порывисто и нервно.
Сестренка заботливо придерживает его голову и подносит стакан ко рту, помогая ему запить лекарство. Сам он не в состоянии этого сделать, поскольку его руки трясутся как после затяжной пьянки.
Не чувствуя своего тела, я падаю в темноту. На миг отключаюсь от реальности, позволяя густому туману заволочь сознание.
Перед глазами одна за другой проносятся картинки прошлого. В них я точно так же как и Октавия сейчас, пытался помочь своей матери.
Тогда все произошло так же неожиданно и в той же последовательности.
Помню, как мы скандалили на следующий день после ее кодировки. Мать стащила мои последние деньги и купила на них две бутылки водки. А меня так взбесило ее наплевательское отношение ко мне и к своему здоровью, что я не смог промолчать. Я орал на нее с пеной у рта, называл конченной алкоголичкой и грозился обратиться к отцу, чтобы тот помог мне упрятать ее в психушку.
Я блефовал. Пытался донести до нее, что она мне дорога. Я боялся, что рано или поздно алкоголизм погубит ее. Я хотел сделать как лучше, а через несколько минут матери не стало. Она умерла на моих руках. Ее сердце не выдержало.
И все, о чем я мог думать, когда возвращался в вонючую опустевшую квартиру — а что, если бы я просто закрыл глаза и промолчал?
Была бы она жива, если бы я сбежал из дома и не стал ее ни в чем упрекать?
Остается только гадать. Но всякий раз, когда я вспоминаю тот злополучный день, я думаю, что все могло бы быть иначе, если бы не мой чертов характер и поганый язык.
— Папа, ты нас всех пугаешь, — говорит Октавия дрожащими губами.
— Как же так?! Родной сын ни во что меня не ставит. Ой, умру, наверное, — тяжко вздыхает отец. — Прям тут и помру. Не увижу свадьбу.
— Отец, прекрати, — скорбно выдавливаю из себя, испытывая муки совести.
Какими бы ни были наши взаимоотношения, сколько бы гадостей мы друг другу не наговорили, он все равно дорог мне. Не меньше, чем мать.
А смотреть на то, как дорогому человеку становится плохо из-за тебя — не самое приятное зрелище.
Я переживаю за отца и виню в случившемся только себя. На все готов пойти, чтобы повернуть время вспять и избежать ненужных споров.
Так или иначе нужно чем-то жертвовать. Пойти против отца или же против своих железобетонных принципов.
Но что бы я не выбрал сейчас, мои решения в любом случае кого-то затронут.
Юля с Алисой оказались в одной связке со мной. Мои решения напрямую скажутся на них, но Юля сможет меня простить. Она мягкая и отходчивая.
А если по моей вине что-то случится с отцом, то я себе этого простить уже не смогу.
Забывшись в своих мыслях и рассуждениях, я крепко сжимаю кулак. Сбоку от себя слышу тихий болезненный стон. И только позже понимаю, что все это время удерживал ладонь Юли в своей. Я неосознанно доставил ей боль.
Смотрю в ее бледно-зеленые глаза, заволоченные пеленой растерянности, и мысленно извиняюсь перед ней.
Не за доставленную боль, а за то, что намереваюсь озвучить свое решение.
Ей оно вряд ли понравится.
— Ладно-ладно! Черт с тобой! Увидишь ты свадьбу! Только, прошу, не помирай на глазах у моей дочери, — проговариваю я сквозь зубы, да так быстро, чтобы не передумать.
Чувствую, как острые ногти Юли с силой вонзаются в мою плоть. Она пинает меня в щиколотку и злобно скалится, но уже поздно. Я не поменяю своего решения.
Ничего с ней не случится, если мы разыграем еще одну сценку.
Алиса тем временем подбегает к дедушке. Она склоняется над его грудью, роняет слезы на рубашку. Малышка цепляется за его плечи, словно намерена удерживать его на этом свете до тех пор, пока силенки не закончатся.
— Дедуль, я же только с тобой познакомилась, только не умирай, пожалуйста, — слезно молит она его.
Отец гладит ее по головке, выдавливая печальную улыбку.
— Солнышко, это ведь от меня совсем не зависит. Я уже старый.
— Но тебе уже лучше? — волнуется Алиса.
— Уже лучше, — лукавит отец.
Октавия помогает ему избавиться от пиджака. Она принимается хлопотать над ним, измеряя ему давление, а Юля пользуется тем, что на нас перестали обращать внимание. Она хватает меня за край футболки и отводит в сторонку. А вид у нее такой враждебный, словно меня ждет серьезная взбучка.
Я еще не придумал, что говорить ей в свое жалкое оправдание, ведь в нашем договоре не было упоминаний о браке.
Я сам к такому повороту событий не сказать, чтоб готов.
Однако я уже готов взять на себя весь удар, который обрушится на меня как только мы с Юлей окажемся наедине.
Она же скрутит меня в бараний рог.
С большим удовольствием позволю ей сделать это со мной.
— Я убью тебя, Северов... Ты что несешь? Какая, к чертовой матери, свадьба? — шипит она на меня дикой кошкой, на дыбы встает. — Это же чистой воды провокация. Твой отец только этого и добивался.
Наше уединение становится подозрительным. Отец приподнимается на локте, бдит за нами и прислушивается, а гнев Юли только разгорается.
— Имей в виду, когда все это закончится, я жестко отыграюсь на тебе.
Я неслышно шикаю на нее, намекая на то, что за нами подглядывают. Обнимаю Юлю, наминаю ее плечи, пытаясь остудить буйный нрав. Она брыкается, отдергивает мои руки.
— Не паникуй раньше времени, Мишина, — шепчу на ухо, сковывая ее движения своими объятиями. — Лучше подыграй мне, на нас все смотрят сейчас.
Она оглядывается из-за плеча, убеждается, что я не солгал, и обмякает, прижимаясь своим лбом в солнечное сплетение.
— Тебе дорого это обойдется, — бурчит она еле слышно.
— Ты о разводе? А мне это даже нравится.
Она резко поднимает голову на меня и губы свои кривит. Вот-вот нюни распустит в отчаянии.
Еще бы, ведь я говорю о разводе как о походе в магазин, а она-то уже бывалая.
К чему ей лишние записи в
