приходит Ама и даёт мне знать, что ужин скоро будет подан. Она оставляет мне тёмный халат, такой же, как у неё. Я принимаю его и задвигаю занавеску, когда женщина уходит.
Медленно раздеваюсь, вспоминая, где только что были руки Тревора, а потом погружаюсь в горячую воду в надежде, что она унесёт прочь то распутное желание, что кипит под кожей.
Но стоит мне намочить волосы, и я вспоминаю, каково было, когда их касался Тревор. Потираю талию и вспоминаю ощущение его пальцев, скользящих по моему телу.
Что ещё хуже, я разговариваю сама с собой. Поправка: я разговариваю с частями своего тела, с теми определёнными невербальными частями, которые как бы не могут отвечать. Я приказываю своей вагине расслабиться, а она предлагает Тревора для этого. Мне не победить.
Каждая мысль, каждое прикосновение напоминает о Треворе, и, когда я наконец вылезаю из уже остывшей воды, моё тело намного горячее, чем было ранее.
Стоит выйти из ванной, и запах горячей еды бьёт прямо в нос, заманивая меня в логово соблазна Амы ничуть не слабее любого сексуального искушения. Так много времени прошло с тех пор, как мы ели нормальную еду, что у меня текут слюнки от одной только мысли о вкусе.
Клянусь Богом, что слюни едва не текут мимо рта, когда я заворачиваю за угол и вижу миску тушёного мяса в руках смеющегося Тревора, сидящего со скрещенными в индийском стиле ногами на замысловатом ковре.
В этот момент я не могу точно сказать, чего хочу больше, пока Ама не возвращает меня на землю вопросительным взглядом из — за моей неподвижности.
Неуклюже опускаюсь на колени со своей забинтованной лодыжкой перед свободной чашей, стараясь всеми силами избежать взгляда Тревора. К счастью, когда я наконец устраиваюсь, наступает время историй, и Ама, не теряя времени, пускается в увлекательную болтовню.
— Отлично. Теперь, когда Кэт с нами, я могу закончить сказку. Ну, это не столько сказка, сколько часть истории чероки, — она улыбается и подмигивает Вихо.
Она рассказывает нам захватывающую историю об озере Теллико, знаменитом водоёме, на котором мы сейчас фактически находимся, и о землях чероки, расположенных вдоль него. Истории о далёком прошлом индейской нации, затрагивая столицу чероки, Танаси (ставшее впоследствии Теннесси), и его мемориале неподалеку от побережья Чота.
Наблюдать, как Ама плетёт красочную историю, лучше, чем театр, и все мы, включая Вихо, слушаем, склонившись, в леденящем восторге вслушиваемся в историю о том, как знаменитый серебряник Секвойя создавал алфавит чероки.
К тому времени, когда Ама переходит к историям от маленькой реки Теннесси до горы Роан, час уже поздний, наша еда остыла, а угли в камине едва горят.
Заметив, что Вихо прикрывает глаза дольше, чем при моргании, Ама решает отправить его спать, и мы помогаем ей убрать еду, пока полусонный Вихо готовит нам с Тревором ночлег в гостиной.
Нам выдают два матраса для сна, и Ама вновь разжигает камин, чтобы избежать того апрельского холода Теннессийских гор.
Тяжёлые шторы разделяют комнаты маленькой хижины, и Ама улыбается нам, выдавая черокийскую версию «Спокойной ночи», звучащую «о — дах — су — на — и», и скрывается в своей комнате.
И вот теперь мы одни.
Ранее потушенный огонь разгорается снова, с новой силой, поднимаясь всё выше и выше. Я говорю не об огне в камине Амы.
Я говорю о жаре (той вечной искре), что существует между мной и Тревором: всепоглощающее адское пламя, которое лишь временно утихает, но никогда не угасает.
Время от времени жар создает видимость сдерживания: стихает или уменьшается, но это иллюзия. Он пылает, взмывает и опаляет… пока не останется ничего, что можно было бы сжечь. И тогда… только тогда он исчезает.
Влечение к Тревору, несомненно, уничтожит меня… но, несмотря на то, что я это знаю, сил перестать желать его у меня нет.
Мы лежим всего в нескольких футах друг от друга, но кажется, что нас разделяет целый океан. Любое расстояние, когда Тревор не может коснуться, поцеловать меня, воспринимается слишком огромным, а любая другая видимость близости просто не подойдет.
Мы лежим спиной друг к другу: я в бежевом халате, он — в серой рубашке и шортах. Наши тела взвинчены и напряжены: сгорблены и скрючены всем тем сопротивлением, что у нас есть.
В сотый раз я украдкой бросаю взгляд через плечо на Тревора, скольжу глазами по его мускулистой спине и рукам, сжатым в кулаки, и внезапно жалею, что они не на мне. Моё тело побеждает мозг, подбрасывая идеи способов, которыми Тревор может нарушить мою восстановленную добродетель.
Ко мне приходит осознание, что я наказываю Тревора, наказываю его за каждую секунду, когда чувствовала неполноценность за последние три года, за каждое сомнение, что я испытывала тогда. Взваливаю на его плечи всю тяжесть своей неуверенности, и ему приходится расплачиваться за каждого главного редактора или главу издательства, что использовали меня.
Почему я так стараюсь показать, насколько я крутая? Мне не нужно никому ничего доказывать. Не нужно недооценивать себя.
Отныне я буду работать над этим. На самом деле, какая — то часть меня подсознательно уже вносила изменения в моё психическое состояние и мировоззрение.
Потому что, как бы трудно это ни было признать… я доверяю Тревору. А я уже очень давно никому не доверяла. На этот раз всё по — другому, реальнее… потому что он это заслужил.
Он спас меня, хотя мог уйти, последовал за мной, хотя мог бросить. Он никогда не пользовался моим доверием, никогда не злоупотреблял. Я доверяю ему свое тело. Свою жизнь.
На самом деле, единственный человек, которому я не доверяю… это я сама.
Прошло так много времени, слишком много времени с тех пор, когда я хотела мужчину так сильно. Последний, с кем у меня была хоть какая — то связь, оказался единственным человеком на Земле, которого я хотела бы сжечь заживо.
Вообще — то, нет смысла сравнивать. Столь сильного влечения к кому — то я не испытывала никогда в жизни… не говоря уже о том, что это случилось за шесть дней знакомства.
Вздыхаю, крепче обнимая себя в попытках прогнать коварный холод. Это иной тип холода, который истекает из ледяной пустоты размером с Тревора между моими руками. Я так по — королевски облажалась.
И, раз уж так далеко зашла, могу и уступить. Пусть между нами вспыхнет искра… и к чёрту этот проклятый пепел.
Есть один секрет, которым можно поделиться. И завтра утром он будет принадлежать
