не слушать его было невозможно. Даже я почти поверила в эти байки… Впрочем, уже не в первый раз.
– А ты обрядник, да? Умеешь правильно ругаться?
– Думаю, что да. Я постараюсь, чтобы все у нас с твоей мамой все получилось, и твоя комната вышла офигенской просто!
Он даже присел на корточки перед моим сыном, за руки взял, привлекая внимание. Ждал, что Кирюха скажет…
– Так возьмите меня! Я знаешь, как хорошо ругаться умею?! У!
– Нет, друг. Тебе не нужно слышать всякие слова, которые я буду говорить.
– А когда вырасту?
– Когда вырастешь – будет можно. Я тебя обязательно научу!
Снова защемило сердце: Иван полез туда, куда не нужно совсем. Зачем обещать ребенку будущее, если планируешь убежать через месяц?
– Сынок, мы поехали. Уже темнеет, а нам добираться далеко. Веди себя хорошо, пожалуйста, и помогай Стефании с Алисой.
– А Тихон умеет ругаться правильно? – Кирюша, казалось, уже смирился с нашим уходом, но что-то вспомнил важное напоследок.
– Э… Тихон, ты умеешь ругаться?
– Нет, конечно. Я очень приличный человек. – Приличный человек, сумевший посадить моего бывшего мужа-наркомана и всю его шайку, способный построить всю клинику одним только взглядом, сейчас казался сплошным благолепием…
– Жаль. Я думал, ты меня научишь!
– Повзрослеешь – и все будет. Не переживай, Кирилл! – Иван крепко пожал сыну руку, похлопал по плечу напоследок. Тот прощался, как настоящий взрослый.
И до машины нас проводил, и даже следил, как закрывались ворота…
– Ты не справляешься со своей работой, Вань. – Долго собиралась с мыслями, но все же смогла – предъявила.
– Это почему же? С парнем твоим общий язык нашел, родне понравился… Что не так, Мила?
– Так у тебя другая задача, помнишь? Мы о чем с тобой договорились?
Выталкивала из себя слова через силу. Но… все пошло совсем не так, как я планировала. И заходило все дальше и глубже. И это пугало – до дрожи.
– Я не знал, что у тебя есть ребенок, в тот момент, когда соглашался…
Выдавил эту фразу, не глядя на меня. Потер подбородок, бросил короткий взгляд, снова отвернулся…
– А что это меняет?! Не думал, что переспишь с матерью-одиночкой, да? И теперь не знаешь, как выпутаться?
– Мил, у тебя как, вообще, все нормально с головой?
– Смотри на дорогу! Что ты так уставился? – С головой у меня все не очень хорошо, иначе бы в эту затею не вляпалась. – А что, так заметно, да?
Раскатистый хохот оглушил. И обидел. И оскорбил.
– Ну, ты даешь, феечка!
– А что я такого сказала?
– Ну, сама признала, что есть проблемы какие-то…
– Это мне говорит человек, который варит носки в кастрюлях? Потому, что не помнит, куда их положил?
– Ну, это Тихон чуть-чуть приукрасил.
– Чуть-чуть? Это теперь так называется?
Он резко свернул на обочину. Остановился. Отстегнул ремень, к моему потянулся…
– Что ты делаешь? Хочешь меня высадить из машины? Приступ случился, да? Забыл, кто я такая, и почему здесь нахожусь?
Не то, чтобы сильно испугалась… Но, черт возьми: я знакома с этим человеком всего несколько суток. И у него какие-то проблемы… А если сейчас обострение?
– Нет. Я отлично помню, кто ты такая, и куда мы едем.
– Руки не тяни ко мне! Душить, что ли, будешь? Имей в виду, ничего не выйдет!
– А так?
Прижал мою голову к подголовнику кресла, с двух сторон обхватил руками, навис сверху…
– Как «Так»? Я хорошо слышу. Мог бы говорить и со своего места…
– Вот так. – Потерся носом о мой нос, щеки, подбородок… Царапнул отросшей щетиной, прикоснулся губами к губам. С таким тяжким вздохом, словно к воде припал – жадно, ненасытно, жарко. – Ай! Ты что творишь-то? Зачем кусаться?
– Я тебя предупреждала: разговаривай со своего места. Не нужно ко мне перелезать.
– А. Хорошо. Так и сделаю. – Сам ни на йоту не сдвинулся.
– Ну, делай. Чего ждешь?
– Так я ж не разговаривать собрался! Поцеловать тебя захотел. – Снова потянулся губами ближе. Надо же… Смелый: не побоялся, что прикушу губу опять…
– Может, лучше сначала все обсудим? А потом … уже…
– Нет. Я проверял. Так – надежнее.
Крыша у нас обоих, кажется, с протечкой. Милана меня винит, а сама за собой этого не замечает…
В чем ее причина неполадок – одному только Богу известно. А вот мой шифер сыплется и крошится весь, без остатка, только потому, что эта ведьмочка зеленоглазая рядом…
И плевать, что ей вдруг приспичило цапнуть меня зубками за губу: прикусила не так и больно, лишь сильнее раззадорила.
– Ты какой-то сексуальный террорист, понял? – Шепнула почти неслышно, но руками за шею обхватила, прижалась грудью к груди…
И что-то было совсем неправильно, категорически неверно!
Столько слоев одежды между нами – это какая-то ужасная нелепость!
Милана пискнула недовольно, когда я начал распутывать ее руки, но тут же активно взялась помогать – как только сообразила, что нужно расстегнуть и снять куртку.
Делать это с губами, намертво прилепленными друг к другу, не очень удобно… Только губы никак не хотели разлепляться…
Тонкая жилка на ее шее, горячая, жарко бьющаяся под пальцами – повод сойти с ума по-настоящему. Пробираться дальше, прощупывать это горячее биение, найти ладонью сердце… Оно как птичка стучит под грудью, норовит вырваться, прямо так же, как и мое…
Глотнул воздуха, оторвался от нее на секунду – времени хватило как раз, чтобы вернуться в кресло. Перетащил Милану к себе, усадил верхом… Старые пружины ласточки скрипнули жалобно, да только кто их будет слушать?
У Миланы губы сухие, знойные, она слепо ловит ими мои брови, глаза, скулы, шипит, уколовшись о подбородок. От этих ласк, не очень умелых, но таких ярких, честных, смелых – сводит все мышцы, простреливает позвоночник – от макушки до самой поясницы…
Хотел поцеловать только, взять паузу в разговоре, чтобы подумать… Но какое там? Сейчас нужно все! Вся она, полностью, прямо здесь и сразу! И никаких пауз. Потом поговорю…
Она ерзает, ища удобную позу, а мне уже хочется помереть от безумного желания – взять, присвоить, овладеть, заставить кричать.
Один лишь способ успокоить ее – прижать руками. Крепко, плотно, чтобы даже дернуться не могла. Вдавить в себя. Впиться снова в ее рот, не имея ни сил, ни возможности отказать себе в этом кайфе…
– Ты меня развращаешь! – Маленькие кулачки уперлись в грудь, но как-то слабенько, без особой настойчивости. Милана даже сделала вид, что пытается вырваться, но тут же сдалась без боя. Расслабилась, растеклась, обняла… Тонкие пальчики забрались
