Я улыбаюсь про себя этой мысли, когда вспоминаю Шейда. Колби. Дерьмо.
Я забрасываю Джеронимо обратно в свою комнату, а затем спешу обратно во внутренний дворик и нахожу его устроившимся в шезлонге и просматривающим свой телефон.
— Привет, — ухмыляется он. — Все в порядке?
Я улыбаюсь в ответ.
— Все в порядке. Хочешь зайти в дом? Должны ли мы пойти куда-нибудь поесть или нам следует заказать на дом… или?
Он пожимает плечами.
— Что бы ты ни планировала, делай.
Я собиралась заказать еду на вынос, съесть все до крошки, посмотреть девчачий фильм, чтобы выплакаться навзрыд, чтобы стабилизировать свое эмоциональное состояние, а затем, вероятно, воспользоваться услугами Джеронимо.
Но я этого не говорю.
— Я как раз собиралась заказать китайскую еду, — говорю я ему. — А потом съесть это перед телевизором.
— Звучит как рай, — говорит он мне. — Знаешь что? Сегодня вечером показывают марафон старых фильмов ужасов.
Я приподнимаю бровь.
— Ты пытаешься сказать, что мы должны посмотреть это, потому что я старая и поэтому буду чувствовать себя как дома?
Он выглядит потрясенным.
— Нет, конечно, нет! Я…
Я перебиваю.
— Я, конечно, шучу. — Я смеюсь. — Я не старая. Я в самом расцвете своей сексуальной силы, помнишь? Я улыбаюсь. — Старые фильмы ужасов? Тебе это нравится?
Он кивает.
— Мы с папой часто допоздна засиживались и смотрели их, когда я был маленьким. Это хорошее воспоминание, которое у меня осталось.
— А сейчас у тебя о нем нет никаких хороших воспоминаний?
По какой-то причине это прозвучало так, будто именно это он и имел в виду. Он пожимает плечами.
— Мы с моим отцом просто сейчас не сходимся во взглядах. Он хочет, чтобы я делал то, чего я не хочу делать. Но я не совсем уверен, что хочу делать, вот в чем проблема.
— Он знает об этом? — спросила я. Я указываю на него, но он знает, что я имею в виду.
— Он не знает о Шейде. Черт возьми, нет. Никто в моей семье этого не знает.
Я киваю, открываю дверь во внутренний дворик, и мы заходим внутрь.
— Это, должно быть, напрягает.
Я наливаю каждому из нас по бокалу.
— Не так уж много, — отвечает Колби. — Я просто разделяю свою жизнь на части. Это довольно просто.
— Еще раз, ты можешь давать мне уроки? — спрашиваю я с легким смешком. Шейд тоже смеется.
— Я уже преподал тебе урок прошлой ночью, — отвечает он. — Разве одного урока в неделю недостаточно?
Воспоминания о прошлой ночи захлестывают меня, и у меня слабеют колени. И я должна согласиться.
— Ты прав. Этот ученик готов к отдыху. Пойдем, я покажу тебе медиа-зал.
— Мне нравится, как это звучит, — отвечает Колби, натягивая рубашку. Голос у него усталый.
Я показываю ему дорогу, а затем бегу обратно наверх, чтобы надеть спортивные штаны и футболку. Эй, не осуждай меня. Он сказал мне сделать то, что я бы сделала, если бы его здесь не было. В мои планы определенно входили мои любимые спортивные штаны.
Итак, вот так начинается наша ночь. Со мной в спортивных штанах, свернувшейся калачиком рядом с Колби под теплым одеялом. В моей медиа-комнате всегда прохладно, поэтому я всегда держу под рукой пушистые одеяла, и сегодня вечером они определенно пригодятся.
Мы едим попкорн и делимся друг с другом китайскими блюдами. Затем мы смотрим дурацкие старые фильмы, пока Колби не решает, что мне нужно научиться делать желейные шоты, потому что они, очевидно, вкусные и необходимы в жизни. Итак, мы бежим на кухню и готовим порцию, оставляя их в холодильнике настояться, пока мы смотрим другой фильм.
После того, как самый глупый и угрюмый фильм ужасов в истории Земли наконец-то закончился, мы возвращаемся на кухню, чтобы попробовать наше рукоделие.
Колби протягивает мне вишневый, а сам берет лайм.
— И вообще, почему у тебя под рукой были эти маленькие чашечки? — спрашивает он меня, открывая крышку.
— Честно говоря, я не помню, — говорю я ему. — Я думаю, Софи понадобились они для сбора средств, который она проводила для своей команды поддержки в прошлом году.
— Что ж, тогда за чирлидинг, — произносит Колби тост, поднимая свой маленький пластиковый стаканчик. А потом он вычерпывает желе языком. Я делаю то же самое.
Я киваю, переваривая вкус.
— Я едва чувствую вкус водки, — говорю я ему. Он кивает в ответ.
— В том-то и дело, — говорит он. Он протягивает мне еще одну. — Вот почему они проходят так гладко.
Мы снова выковыриваем желе языками. Я не могу не следить за языком Колби. Я лично знаю, что это очень искусный язык. Но сегодня вечером он — Колби. И все по-другому, когда он Колби, напоминаю я себе. И мне, наверное, следует беспокоиться из-за того, что я провожу свой субботний вечер, тусуясь с молодым жиголо.
Но, по-видимому, у коктейлей с желе есть способ незаметно подкрасться к вам и изменить то, как вы раньше думали о чем-то.
Потому что, пока мы с Колби смеемся и шутим, нам удается сделать еще несколько (примерно по десять) порций желе каждому. И тогда один из нас (я) решает, что мы должны сделать шоты с тела, потому что я никогда их не делала.
— Серьезно, — говорю я ему. — Ты можешь показать мне, как это делается? Потому что я думаю, что это жизненный навык, которым нужно обладать.
Я пьяна. И я достаточно взрослый человек, чтобы сказать, что я пьяна.
— Я пьяна, — добавляю я. — И это определенно хорошее время, чтобы научиться делать шоты с тела.
Колби смотрит на меня, изучая. Он такой красивый. И в этот момент легко забыть, что он моложе меня. И что я должна думать о нем таким образом только тогда, когда он Шейд. Потому что, черт возьми, он сексуален. Я делаю глубокий вдох.
Колби улыбается.
— Ты права. Шоты с тела — это жизненный навык, которым тебе обязательно следует овладеть. Давай — я сделаю это на тебе, чтобы продемонстрировать, а потом ты сможешь сделать это на мне. У тебя есть текила?
Я киваю, внезапно очень очарованная перспективой этого урока.
— А у тебя ещё есть соль и лаймы?
Я снова киваю, пока Колби обыскивает кухню. Пока он это делает, я вытираю гранитную стойку. Он оборачивается со всеми необходимыми нам припасами и застает меня раздевающейся.
Он приподнимает бровь.
— Я не хочу испачкать текилой свои любимые спортивные штаны, — невинно пожимаю я плечами. Что, конечно, не объясняет, почему я также снимаю трусики и лифчик.
Я так и так попаду в ад.
Он смеется и помогает мне взобраться на стойку. Я вытягиваю ноги и закидываю руки за голову. Гранит подо мной холодный, и я дрожу.
— Хочешь, я тебя согрею? — спрашивает Колби, его взгляд лукавый. Он смотрит на меня взглядом, похожим на Шейда, и я снова вздрагиваю.
Затем я киваю.
Я бесстыдница.
У меня нет стыда.
Я отправляюсь в ад.
Я безмолвно повторяю эти слова в своей голове. И когда Колби снимает с себя рубашку, я прекращаю бубнить. Я ничего не могу с этим поделать. Этот парень великолепен. И обворожителен.
Он пожимает плечами.
— Я не хочу испачкать текилой свою любимую футболку.
Тепло мгновенно наполняет мою нижнюю часть тела, когда он прижимается ко мне сбоку. Его кожа теплая и упругая.
Он отрезает дольку лайма и кладет ее мне между зубов. Затем он посыпает мои груди солью, уделяя особое внимание моим соскам. А потом он наливает текилу мне в пупок. Я молча благодарю Бога за то, что я очень скрупулезно мою пупок.
Моя барная стойка идеально подходит для этого занятия — я нахожусь прямо перед грудью Колби. У него есть легкий доступ ко всем частичкам меня, которые ему необходимы.
Он наклоняется и начинает с моей лодыжки, целуя, посасывая и вылизывая свой путь вверх. Когда он добирается до моего бедра, он уделяет мне особое внимание, посасывая очень сосредоточенно. Озноб пробегает по моему телу, и огонь разгорается во мне. Поскольку «Би Би» — бесстыдная потаскушка, она хочет этого даже больше, чем я. А затем он намеренно и дразняще проводит по ней языком.
