отодвигают полоску трусов и касаются меня там, где все горит и ноет. Я издаю стон прямо в его рот, громкий, резкий. Все ощущения такие яркие, такие острые, что мне кажется, я не выдержу этого накала, этих эмоций.
Он резко погружает в меня два пальца. Я мокрая, невыносимо мокрая, потому что там внизу его пальцы очень плавно скользят внутрь, а я не чувствую никакого неприятного трения, наоборот, мне очень-очень приятно. Он рычит мне в рот, прикусывая нижнюю губу. И эта резкая боль меня отрезвляет. Я распахиваю глаза, вдруг осознавая, что здесь происходит.
— Нет, нет, нет, — лихорадочно начинаю шептать я, пытаясь вырваться, крутя головой, чтобы он не поймал опять мои губы.
— Да, — просто, спокойно, яростно. И я слышу в его голосе приговор. Он не отпустит.
— Нет, ты не можешь. Ты не можешь! — я смотрю в его глаза, полыхающие черным, дьявольским огнем. Его взгляд сейчас безумный, пугающий.
— Еще как могу, — резко обрубает он и вдруг разворачивает меня.
Несколько шагов и вот я уже полулежу животом на багажнике. Машина достаточно высокая. Я кручусь, пытаясь вырваться. Остервенело, зло еложу, нашептывая “нет, нет, нет”. Тимур опять ловит обе мои руки и сцепляет их сзади железной хваткой. Он практически наваливается на меня, тяжелый, твердый, непоколебимый, и мне не хватает сил даже, чтобы сдвинуться на миллиметр.
— Тимур! Тимур! — яростно то шепчу, то кричу я.
Я чувствую, как он отодвигает полоску трусиков и начинаю еще яростнее извиваться в его руках.
“Он не может! Не может!” — повторяю я как мантру.
А в следующую секунду одним резким, четким толчком он проникает в меня на полную длину, выбивая остатки кислорода из легких.
Я замираю, не в силах поверить, что это действительно происходит. Что это по-настоящему произошло. Тихие, злые, опустошенные слезы бессилия начинают катиться по моим щекам. Крупные, соленые капли падают без остановки. Я не двигаюсь. Замерла, будто бы моя неподвижность может отмотать время назад или исправить произошедшее.
Но проходит несколько секунд, и я чувствую, как он выходит из меня и вновь резко, яростно входит обратно. Ритмичные, сильные толчки продолжаются, а я закусываю губу, чтобы не разрыдаться вслух.
Он тянет меня немного на себя за руки, которые все еще удерживает сцепленными, а потом второй рукой сжимает мою грудь, выкручивает соски.
Я продолжаю беззвучно плакать, а мое тело предательски начинает подрагивать от возбуждения и близящейся разрядки. Я не могу ничего контролировать. Мое тело узнает его, признает, принимает. Ему всегда было слишком хорошо в его руках, рядом с ним. И оно, мое тело, не понимает обид мозга, глух к ним. По крайне мере, сейчас. Его рука спускается вниз, касается клитора, надавливая, теребя. Я всхлипываю. Но это уже звук возбуждения, нетерпения.
Его толчки становятся все более яростные, грубые, резкие. Моя грудь скользит туда обратно по багажнику при каждом движении, и нежные, чувствительные соски остро воспринимают трение.
— Давай, Сэмми, — вдруг раздается его хриплый, резкий голос, — давай, черт возьми.
Мое имя из его уст заставляет все внутри сжаться. Давно меня уже никто не называл так — Сэмми. Переехав в Питер, я забыла об этом своем прозвище-имени. Оно осталось в прошлом.
Он еще сильнее выкручивает мой клитор, и резкая, горячая волна пронзает мое тело, заставляя оглушительно вскрикнуть.
— Хорошо. Молодец, — раздается сзади довольный, хриплый голос, а в следующую секунду, я чувствую, как он выходит из меня, а горячее семя начинает стекать по моим ягодицам.
Его рука наконец перестает удерживать мои запястья. Он стоит рядом, но уже не наваливается, и я могу свободно двигаться. Но я продолжаю лежать, распластавшись на багажнике внедорожника, прикрыв глаза.
— Сэм… — раздается сзади голос.
Он что-то хочет сказать еще, но молчит. А я, наконец, отлипаю от машины и поворачиваюсь к нему лицом. Он полностью одет, в рубашке и пиджаке. Я опускаю взгляд, и мои губы искажает усмешка. Он даже не снял штаны, просто расстегнул молнию и вытащил член, которые все еще упрямо стоял в боевой готовности.
— Для чего это все? — я резко вскидываю голову, смотря в темные глаза.
Все повторяется. Ночь. Я опять пила текилу. Танцевала. Он снова просто взял и куда-то меня увел. И также, как тогда, резко взял. Не спрашивая. Только в этот раз он еще и наплевал на сопротивление, на мои просьбы остановиться.
Тимур молчит, но и не отводит взгляд. Я зло усмехаюсь. Он ничего не желает объяснять. Не собирается отвечать на мои вопросы. Я благодарю лишь алкоголь в своей крови, который помогает мне удержаться от истерики и выглядеть так воинственно в сложившейся ситуации.
Я стягиваю с себя трусы, неуклюже обтираю сперму с ягодиц и выкидываю их прочь. Оглядываюсь. Мы в лесу. Я чувствую, наконец, и холодный, резкий ветер, который нещадно бьет разгоряченную кожу, и вижу яркую луну высоко в небе.
— Отвези меня домой, — устало, спокойно говорю я, продолжая смотреть наверх, а не на Тимура.
Во мне так много сейчас чувств и мыслей, что я не могу выловить ни одну. Обхожу его, дверь заднего сиденья все еще открыта, и я сажусь в машину, громко хлопая. Через несколько минут Тимур садится за руль и не говоря ни слова, увозит меня прочь от места, в котором он только что в очередной раз перевернул всю мою жизнь с ног на голову.
До дома мы доезжаем достаточно быстро. Или мне так только кажется, потому что я глубоко провалилась в свои мысли. И если меня кто-то спросит, о чем я думала все это время, я не отвечу. Какое-то коматозное, непонятное состояние. Я понимаю, что мы около моего дома, потому что вижу знакомые очертания из окна.
— Что с Верой? — мой голос звучит глухо.
Тимур берет в руки телефон.
— Отпустить. Да, — выключает звонок, а потом уже мне, не оборачиваясь, — позвони ей.
Я набираю номер подруги. Она взволнованно начинает задавать вопросы.
— Со мной все хорошо. Завтра все объясню. Не волнуйся, — как заведенная повторяю одно и тоже несколько раз.
Когда кладу трубку, пробую открыть дверь, но она все еще заперта.
— Открой, — спокойно прошу.
Слышу щелчок, и дверь в этот раз поддается. Я быстро выскальзываю из машины и, не собираясь ничего говорить или чего-то ждать от него, иду в сторону знакомого подъезда. Но он не дает уйти, опять хватает за руку и разворачивает.
Я злюсь, и мой яростный взгляд встречается с его — темным и спокойным.
Он молчит, наблюдая за мной, вглядываясь, будто
