большей части собаками. Маленькая принцесса-верблюдица могла заставить любую собаку, какой бы бешеной или одичалой она ни была, влюбиться в нее и выполнять ее приказы.
— Ах. Я вижу, к чему все это ведет. Принцесса влюбится в Лесси и создаст новую расу детенышей наполовину верблюдов, наполовину собак, называемых верблюсобами, которые нападают на людей и в конце захватывают мир, прикончив всех людей на планете. Конец.
— Нет, но, если бы кто-то взялся снимать об этом фильм, я бы его посмотрел. Особенно, если эти верблюсобы были генетически модифицированы таким образом, что их левые лапы-манипуляторы превращались в лазерные пушки, которыми они могли управлять силой мысли. Могу я продолжить?
Она тяжело вздыхает. Я воспринимаю это как утвердительный ответ.
— Однажды невзрачная принцесса собиралась навестить своего хорошего друга Недди, как вдруг ее похитил самый большой, сильный и красивый пес, которого она когда-либо видела. Он был королем всех собак — вожаком, так сказать, — и славился своей храбростью и интеллектом. По интеллекту он намного превосходил маленькую принцессу-верблюдицу. Что было довольно трогательно, несмотря на ее заблуждения относительно собственных умственных способностей.
— Тебе настолько не хватает воображения, что у тебя в голове дыра там, где должен быть мозг.
Сдерживая смешок, я продолжаю свой рассказ.
— Итак, храбрый, сильный, красивый пес-король воинов…
Слоан бормочет:
— Охренеть, не встать.
— …запирает маленькую принцессу-верблюдицу в своем замке. Его план состоял в том, чтобы расспросить ее о своем заклятом враге, с которым она подружилась. Однако, чего он не знал, так это того, насколько неряшливы верблюдицы. Да к тому же вонючи. Через несколько дней все вокруг провоняло отрыгнутой ею, полупереваренной травой. В замке пахло, как в гигантском мусорном баке в жаркий летний день. О, и прибавь сюда жирный мех. И навоз.
— Очаровательно. Случайно, имя этой верблюжьей принцессы не сленговое? Обдолбанная? Пыхнутая?
Слоан говорит это таким кислым тоном, что я с трудом сдерживаю смех.
— Нет. Ее звали ЖОПРА — Женщина Обожала Почесать Речевым Аппаратом.
— ЖОПРА. Потому что она так много говорила. Ты упустил свое истинное призвание в стендапе, гангстер.
— Я довольно забавный, не так ли?
— Ты был бы намного смешнее со сломанным носом.
В палату входит медсестра. Слоан язвительно замечает:
— О, отлично, может быть, она принесла клизму, с помощью которой мы сможем вытащить эту штуку из твоей задницы.
Мне приходится прикрыть рот рукой, чтобы не засмеяться в голос.
Медсестра представилась Нэнси и сказала, что собирается измерить Слоан артериальное давление. Затем медсестра поворачивается ко мне с неуверенной улыбкой.
— И вы, должно быть, отец ребенка.
Слоан разражается хриплым смехом. Переворачиваясь, чтобы позлорадствовать надо мной, она говорит:
— Офигеть! Да, это мой папа, отец Хронос, вон там. Он далеко не так молод и красив, как сам о себе думает.
Улыбка медсестры меркнет.
— Я имела в виду отца ребенка.
Я сижу неподвижно. Мой желудок сжимается в узел. Внезапно становится очень трудно дышать.
Слоан все еще смеется.
— Молодец, гангстер. Сколько ты заплатил ей, чтобы она это сказала?
Когда Слоан видит выражение моего лица, ее смех затихает. Широко раскрытыми глазами она оглядывается на медсестру. Ее лицо бледнеет, а голос звучит сдавленно:
— Подождите. Что… какой ребенок?
По крайней мере, у медсестры хватает хороших манер выглядеть извиняющейся, когда она отвечает:
— Врач вам не сказал? Вы беременны.
На мгновение в комнате становится так тихо, что я слышу, как в другой комнате дальше по коридору пищит чей-то кардиомонитор. Затем Слоан решительно заявляет:
— Это невозможно. Я принимаю таблетки уже десять лет. Вы обратились не по адресу, милочка.
К этому времени Нэнси выглядит крайне смущенной. Она делает один шаг назад, к двери.
— Простите. Может быть, я ошибаюсь. Я просто пришлю врача обратно в…
— Остановитесь.
Хотя мой тон убийственно мягок, это делает свое дело. Нэнси застывает на месте, сглатывая. Как и этот идиот-доктор, она тоже знает, кто я такой. Слухи быстро распространяются, когда на трон восходит новый король.
— Вы провели тест на беременность с образцами крови, взятыми, когда она регистрировалась?
Медсестра переводит взгляд с меня на Слоан и обратно, очевидно, задаваясь вопросом, в какую передрягу она только что вляпалась.
— Да. Доктор счел это благоразумным, учитывая…
— Нет, — перебивает Слоан громким голосом. — В прошлом месяце у меня был цикл. С тех пор я принимаю таблетки каждый день. Ни разу не пропустила. Я очень осторожна. Я не беременна.
— У таблетки не идеальный показатель успеха. И вы можете забеременеть во время месячных.
Слоан говорит:
— А вы можете убираться к чертовой бабушке из моей комнаты со своим дерьмом, пока я не набила вам синяков под глаза, Нэнси.
Я встаю. Нэнси отступает на несколько шагов. Я снова приказываю ей остановиться, и она выглядит так, словно вот-вот упадет в обморок.
— Послушайте, я всего лишь медсестра. Доктор может дать вам больше информации, чем я.
Я спрашиваю:
— Какова точность этих анализов крови?
— Девяносто девять процентов.
Твою же мать.
— И как скоро тест может показать беременность после нарушения цикла?
— В течение нескольких дней.
Я смотрю на Слоан, раскрасневшуюся и разъяренную, лежащую на кровати.
— У тебя нарушался цикл? — Ее губы поджаты. — Отвечай на чертов вопрос.
Слоан неохотно признается:
— Красный день календаря предвиделся несколько дней назад. Или прямо сейчас. Все мои дни перепутались.
Когда я со стоном провожу рукой по лицу, она настаивает:
— Я не беременна! Я знаю свое тело! Ничего не изменилось!
— Как правило, вы не начинаете ощущать симптомы примерно до пятой или шестой недели.
Взгляд Слоан мог бы расплавить кожу на лице бедной Нэнси.
— Это намного дольше, чем тебе потребуется, чтобы почувствовать симптомы удара, которым я собираюсь выбить тебе зубы.
Я огрызаюсь:
— Слоан, заткнись. Нэнси, убирайтесь.
Нэнси разворачивается и выбегает вон. Когда она уходит, Слоан настойчиво поворачивается ко мне.
— Нет. Я не такая, Деклан.
— Ага. За исключением того, что звучит так, будто все так и есть.
Взволнованный, я начинаю расхаживать взад-вперед.
— Что ж, тогда мне просто придется с этим смириться.
Когда я, ощетинившись, поворачиваюсь к ней, она приподнимает брови.
— Что это за выражение?
Я рычу:
— Ты не сделаешь аборт.
Некоторое время она молча изучает мое лицо. Когда Слоан наконец заговаривает, ее голос спокоен.
— Я этого не говорила. Но если бы я на него решилась, это было бы не твое собачье дело.
Я теряю самообладание и кричу:
— Конечно, это мое дело! Ты — моя гребаная пленница!
Когда Слоан откидывается так, что волосы падают ей на лицо, закрывая его, она
