тут уже час. Крупный жеребёнок, никак не разродится.
По потной шкуре животного рябью побежала дрожь. Живот напрягся и я отвел взгляд — из под хвоста что-то показалось. Что-то наверняка было жеребенком, но я, исконно городской житель, не смог заставить себя на это смотреть.
— Скоро родит, — деловито сказала Аня. — Иди, тебе Якуп ведро сладкой воды даст. Маме нужно будет подкрепиться.
Оставлять Аню одну не хотелось, но я послушался и вскоре вышел из дома с ведром подслащенной сахаром воды. Как выяснилось, пропустил самое интересное, хотя в принципе об этом не жалел. Кобыла уже стояла на ногах обнюхивая большой сизый мокрый мешок. Мешок — шевелился. Анька же надела большую перчатку и прямо рукой надорвала эту сизую плёнку. Я подавил рвотный рефлекс.
— Рожать это некрасиво, — пожала плечами Аня. — Но естественно. Ты так же родился, разве только не в рубашке.
Тонконогий мокрый жеребёнок барахтался, кобыла его вылизывала, а Анька вытирала полотенцем. Это было одновременно противно и завораживающе.
— Идите, — крикнул Якуп. — Я напою ее и уберу тут. Кто родился?
— Жеребец! — крикнула в ответ Аня. — Крупный! Точно до зимы окрепнет!
Пошла к дому, пролезла между прутьями загона бросила на лавку перчатки и полотенце, затем тщательно помыла руки холодной водой из колонки.
— Чего тебе? — спросила она не оборачиваясь. — Зачем приехал?
— Ты не сделала аборт.
Это был даже не вопрос. Не сделала. Я должен был и так понимать, что не сделает, а сейчас буквально видел. На ней были шорты и оверсайз футболка, ни намека на живот не видно, но у нее изменилась даже походка. Аня словно шла и прислушивалась сама к себе. Щеки немного округлились, чуть спрятались торчащие раньше ключицы. Аня готовилась стать матерью.
— Не сделала.
— Я догадывался, что не сделаешь.
— Зачем предлагал тогда?
— Я был очень зол.
— М-м-м. Слушай, что тебе нужно?
Повернулась. Кожа чуть позолочена загаром. Такая вся — как будто моя. Только выбравшая другого и пытавшаяся меня обмануть.
— Я могу разрешить все свои сомнения за несколько дней. Простая процедура, забор амниотической жидкости или пуповинной крови…
— Меня твои сомнения вообще не ебут, — грубо ответила Аня. — В свою матку я лезть не дам.
— Хорошо, — принял ее ответ я. — Имеешь право.
Так же, как имеет право любить мудака бывшего, который не сделал ей ничего хорошего.
— Я могу сделать что-то для тебя?
Аня усмехнулась. Хотела сказать что-то едкое, но осеклась и посмотрела на меня внимательно, чуть склонив голову.
— Знаешь, у меня есть две просьбы. Кот…мой Люкс. Меня в любой момент могут положить в больницу. Нет, не нужно изображать волнение, с беременными такое случается. Людмила Григорьевна стара. Я думала привезти его на время сюда, а в итоге боюсь выпускать кота из дома. Степь слишком необъятна для одного городского кота, даже если он большой и толстый. Заберёшь его, когда будет нужно?
Я понимал, что весть может застать меня в Москве, где я проводил большую часть времени. Но..
— Да, — кивнул я. — Заберу. А вторая просьба?
— Не тревожь меня. Дай мне покоя. Никаких анализов, споров, бессмысленных разговоров. Лучше, если мы не будем видеться некоторое время.
Ее взгляд был непреклонен.
— Хорошо. Хорошо, — согласился я. — Я дам тебе время.
Развернулся и пошел обратно к машине, в тени которой мирно спал кудлатый пес.
Мне было грустно и одновременно как-то….светло, может? Я делала то, что было необходимо, отодвинув в сторону душевные терзания. Я должна родить этого ребенка, детей точнее, я никак не могла в полной мере осознать, что их там два. Мой живот немного увеличился, но еще не так, чтобы верилось — там целых два человека.
Я проводила взглядом машину Марата и долго еще смотрела в степь — над ней виднелся пылевой след, а потом и он начал расплываться дымным облаком. Я села на лавку.
— Хороший мужик, цельный, — сказал подошедший сзади Якуп.
— Наверное, — вяло отозвалась я. — Он и правда хороший. Не верит мне только.
— Перемелется, вода будет. От такого в самый раз детей рожать.
Я повернулась и с удивлением посмотрела на старика. Нет, я конечно знала, что до него в эту глушь сплетни приходят регулярно, но…
— Значит весь город считает, что я беременна от Андрея, а ты нет?
Якуп хитро улыбнулся.
— Я ж тебя с пеленок знаю. Не такая ты дура, чтобы от недоносков беременеть.
— Я же его любила, — возразила я.
— Молодая была. Глупая. Все такие в молодости, даже самые мудрые из нас. Мудрость так и приходит, через набивание шишек. Только глупому все без толку, а ты извлекла уроки. Иначе и быть не могло.
— Спасибо, но…
— Никаких но. Все наладится. Эту сделаете, как ее…экспертизу.
И тут я впервые озвучила то, что меня мучило.
— Не хочу экспертизу. Понимаю, что придётся…Но знаешь, Якуп, хочется, чтобы верили просто так, на слово, чтобы любили…
Якуп сел возле меня, обнял. От него пахло лошадьми и крепким табаком, и то и другое вкусно — запахи детства. Так мы сидели молча, а пыльное облако над степью истаяло и исчезло, словно и не было его, словно Марат не приезжал.
Ночью я спала в той же комнате, что мне выделяли и в детстве, не комната даже, а закуток с узким окном под самым потолком. Узкая жесткая кровать, рядом стул, вот и вся обстановка. Лежала, прижимая к себе Люкса, с которым нам вдвоём здесь было тесно, и слушала перекличку пастушьих собак. Якуп прав — перемелется, вода будет. Чтобы не случилось. Даже если у этой истории не будет счастливого, в общепринятом смысле финала в виде свадебных колоколов, я все равно буду в плюсе. Я буду богаче, чем когда либо — у меня снова будет семья. Я стану матерью, и даже если у меня не получится стать идеальной мамой, я знала — я буду любить своих детей больше жизни. Я уже их любила.
Утром я первым делом пошла к загону, прихватив румяное яблоко. Жеребцу еще рано, а вот его мать похрустит с удовольствием. Малыш спал. Мать стояла на страже, увидев меня двинулась вперёд, встала закрывая собой ребёнка.
— Ах ты,
