— Наверное, славно здесь живется, — заметил он. — Смешение высокого и низкого стилей.
Да, предубежденностью он не страдал.
— Верно, жить здесь весело, — согласилась я.
— Расскажите подробнее.
Ну вот, приехали. Что же я ему скажу? Здесь все буквально пропитано сексом — неужели он не расслышал, что орала мадам Фуга? И я решила все прояснить, поэтому завела рассказ про соседнюю квартиру на первом этаже.
— Кажется, — закончила я, — мы наконец-то нашли пожилую пару, которая собой не торгует.
— Вы хотите сказать, слишком пожилую для этого?
— О, сэр, видели бы вы, кто занимается уличной проституцией! — Я совсем разболталась. — Молодые и миловидные женщины предпочитают бордели — и платят в них больше, и живется лучше, и сутенеры не поколачивают.
В его болотно-зеленых глазах отразилась смесь насмешливого удивления и грусти: насмешку я приняла на свой счет, а насчет грусти сомневалась. Наверное, у него всегда такие глаза, решила я.
Взглянув на бешено дорогие золотые часы, он поднялся.
— Мне пора, Харриет. Спасибо за кофе и за компанию — и за объяснение, как живет вторая половина человечества. Это было очень интересно.
— Спасибо, что подвезли, сэр, — отозвалась я и проводила его до двери. Захлопнув дверь, я прислонилась к ней спиной и попыталась понять, что сейчас произошло. Похоже, у меня появился новый друг. Слава Богу, он и не пробовал приставать ко мне! Но я запомнила печаль в его глазах и задумалась: неужели ему хотелось просто с кем-нибудь поговорить? Как странно. Никогда бы не подумала, что божество в белом халате штатного врача страдает от одиночества.
11 апреля 1960 года
Утром я опять виделась с Пэппи, но на этот раз ей не пришлось меня будить. Я лежала в ожидании, когда она вернется домой после выходных, проведенных в Глибе, специально чтобы затащить ее к себе и накормить приличным завтраком. Несмотря на всю влюбленность, в последнее время Пэппи заметно осунулась.
Так и есть: она опять похудела, но была безмятежно счастлива.
— Удачно прошли выходные? — спросила я, подавая ей яйца «бенедикт» на половинках булочки.
— Чудесно, просто чудесно! Харриет, я не верю своему счастью! — воскликнула она, запрокинула голову и ликующе расхохоталась. — Мой Эзра хочет на мне жениться! В следующее воскресенье он все скажет жене.
Никак не пойму, почему не поверила в эту идиллию. Но ради Пэппи я заулыбалась и изобразила интерес.
— Замечательное известие, Пэппи.
Она зевнула, взглянула на тарелку, нахмурилась и отодвинула ее.
— Ешь! — велела я. — Одним гашишем да кокаином сыт не будешь!
Послушавшись, Пэппи переставила тарелку поближе и нехотя положила в рот первый кусочек. И с воодушевлением принялась за еду: уроки, которые я брала у Клауса, пошли на пользу. Я присела напротив Пэппи, наклонилась над столом и начала, чувствуя себя неловко, но не желая отступать:
— Послушай… я понимаю, что лезу не в свое дело, но… — Я мялась, не зная, как продолжить. Сказала «А», говори и «Б», Харриет, — ну смелей! — Пэппи, ты почти не знаешь Эзру, и он не знает тебя. Насколько я понимаю, с вечера пятницы до утра понедельника вы оба не способны рассуждать здраво. Всего две такие встречи на выходных, и он уже хочет на тебе жениться? С какой стати? Только потому, что ты не мешаешь ему употреблять наркотики? Не понимаю, почему он выбрал тебя, а не какую-нибудь восторженную студентку, — ты ведь самостоятельная и независимая женщина. Да, ты не будешь изменять ему с каким-нибудь полицейским, даже изредка. Но жениться? Не слишком ли рано он завел разговор о женитьбе?
Мой скепсис ее не оскорбил. Сомневаюсь, что Пэппи вообще поняла, о чем речь.
— Все дело в сексе, — сказала она. — Для мужчин любовь и секс неразделимы.
— Тем более странно, — возразила я. — Ты же не про любовь говоришь, а собираешься замуж. Ты говоришь, он философ, мировая знаменитость. Значит, в империи интеллекта он занимает определенное положение, следовательно, выполняет обязательства и подчиняется правилам, в том числе и установленным университетским начальством. Я, конечно, далека от научного мира, но знаю, что ученые — те еще снобы. Если ради тебя он бросит жену и детей… — Я оборвала себя на полуслове и беспомощно уставилась на Пэппи.
Она медленно покачала головой:
— Харриет, дорогая, ты ничего не понимаешь. Секс, и только секс.
— Да сколько можно твердить о сексе? — не выдержала я. — Если ты про извращения, то какое отношение они имеют к браку?
— Какая ты еще маленькая!
Потеряв голову, я закричала:
— Господи Боже, Пэппи, как же мне осточертело, что меня держат за дурочку! Все эти расспросы я завела не из праздного любопытства! Я просто хочу понять, почему Эзра хочет жениться на тебе — вместо того чтобы просто развлекаться по выходным! Я знаю, ты мужчин под венец не тащишь, но ему-то это зачем? В чем секрет, в чем?
— В фелляции.
— Как? — тупо переспросила я.
— Фел-ляции. Я сосу ему пенис, пока он не кончает мне в рот. Об этом мечтает каждый мужчина, если он не импотент, — продолжала Пэппи, — но мало кто из женщин соглашается исполнить их мечту. Особенно жены — они, совсем как ты, ни о чем не подозревают, пока муж не попросит. Потом отказывают ему и возмущаются, считая его извращенцем. А я люблю ласкать Эзру ртом. Его пенис идеально мне подходит: он маленький и всегда немного вялый. Вот почему Эзра хочет жениться на мне. Если я стану его женой, он может наслаждаться фелляцией каждый день. — Она вздохнула. — О, Харриет, как чудесно будет выйти за Эзру!
С трудом подобрав со стола нижнюю челюсть, я усмехнулась:
— Да, по крайней мере метод контрацепции надежный.
— Но мы и обычным сексом не пренебрегаем, — возразила Пэппи.
Вот, пользуйтесь: рецепт счастливого брака.
12 апреля 1960 года
Крис всеми доступными ей способами мстит доктору Майклу Добкинсу, пользуясь помощью и поддержкой нашей медсестры. Оказывается, теперь он старший ординатор в «травме», и думаете, начальство решило перевести его в другое отделение после скандала с нами? Как бы не так! Пух и перья у нас теперь летят регулярно, и нетрудно предсказать, что доктор Добкинс скоро решит, что в больнице Хорнсби ему будет спокойнее, да и к дому в Пимбле поближе. Я назвала бы шикарную и огромную Королевскую больницу Северного предместья, но туда чужаков не зовут. Если оставить болтовню о фелляции, мужчины поступают глупо, когда раздражают женщин, облеченных властью. Да, Добкинс прав, мы стервозные, но не безмозглые. Зато он сам — болван.
