— Слушай, Сань, а хочешь быть нашим первым клиентом? Я тебе эксклюзивную мебель сделаю, ни у кого в городе такой не будет.
— Ну всю мебель не надо, — хмыкнул Сашка, — а сексодром сделай. Веришь, на днях у моей кровати, итальянской, за пять штук баксов брал, ножки подломились. Похоже, против нашего мужика их парни похлипче будут.
Он привстал из-за стола, давая понять, что встреча окончена.
Максим спрятал деньги во внутренний карман пальто и в некотором обалдении вышел из ресторана.
Никогда Маргарита не испытывала такого разочарования, когда, сняв трубку, она услышала голос подруги Люськи.
— Здравствуй, Маргоша! Как живете-можете, женщины-голубки?
— Если муж хороший, плохо все равно, — привычно откликнулась Маргарита словами Расула Гамзатова. Они с Люськой всегда так начинали общение по телефону.
— Ты что, ревела, что ли?
— С чего ты взяла?
— Голос у тебя такой, все еще с рыданиями.
— С рыданиями! Скажешь тоже. Я и забыла, когда в последний раз рыдала.
Когда-то они с Люськой ходили вместе не только в садик, в школу и университет, но и в музыкальную школу. Все преподаватели находили у Людмилы Анисимовой исключительный музыкальный слух. Она и в житейской речи слышала такие интонации, на которые далеко не все обращали внимания. Но это уже, вероятно, был слух другого рода.
— Не надейся, Савина, меня обмануть! Ведь я тебя знаю… — она помолчала, подсчитывая, — двадцать пять лет.
— Так долго? — не поверила Маргарита.
— Я даже помню, как тебя привели в наш садик. Худую, лысую, с глазами как перламутровые пуговицы.
— Почему лысую?
— А тебя как раз перед этим наголо подстригли.
— Намекаешь, что у меня вши завелись?
— Нет, хотя искушение — пошутить подобным образом — у меня было. Тогда твой папа считал, что девочку в детстве непременно надо стричь наголо, чтобы потом у нее росли хорошие волосы.
— Странно, а я этого не помню.
— Но волосы у тебя и вправду красивые, ничего не скажешь. Может, твой отец был прав? Меня, например, под нуль никогда не стригли, и волосы у меня не фонтан. Про мои обычно говорят: «У вас такие красивые волосы. Просто редкие!» Но я отвлеклась. Вот так ты всегда, Марго, собьешь человека с толку…
— Ага, чуть что, так Косой!
— Вспомнила. Я хотела тебя к себе позвать, с ночевкой. Мы с Митькой поругались, он хлопнул дверью и ушел к своей любовнице.
— Как — к любовнице? Насовсем?
— Кто же его отпустит насовсем? Это тогда делиться придется. Квартиру, машину продавать, свою долю из его дела изымать…
— Ничего не понимаю.
— Это, кстати, я и сама недавно узнала. Если у мужа есть свое дело, то при разводе жена имеет право на половину всего. Но поскольку пока мы не разводимся, то можем наносить друг другу лишь моральный ущерб. Вот я тебя к себе и зову. Рассказать, что у меня за дела, послушать про твои.
— Знаешь, мне некогда, — попробовала отвертеться Маргарита, хотя прежде она всегда с удовольствием ездила в гости к Люське. — Мне надо кое-какие документы просмотреть…
— Не придумывай, Ритинья! — Люська всегда переиначивала на разные лады ее имя. — Никаких документов у тебя нет. Мне Варька сказала, что сегодня ты сдала баланс.
Ох уж эта вездесущая Варвара! Живет через два подъезда от Люськи, а ухитряется постоянно сплетничать о делах Маргариты.
— Ты не хочешь ко мне идти, потому что собираешься утаить некое событие, которое в твоей жизни произошло.
— Кто тебе сказал?
— Никто. Но я не удивлюсь, если узнаю, что ты влюбилась! Или просто с каким мужиком познакомилась.
Маргарита непроизвольно вздохнула.
— Вот видишь, значит, я права. Так. Десять минут даю тебе на сборы. Пять минут ходьбы до маршрутки. Десять минут ожидания. Десять минут езды. Пять минут ходьбы до моего дома. Две минуты на лифте. Итого, чтобы через сорок две минуты ты звонила в мою дверь.
— Слушаюсь, мэм! — вяло ответила Маргарита. Отбиться от настырной Люськи ей никогда не удавалось.
Подруга открыла ей дверь, едва Маргарита прикоснулась к звонку.
— Молодец, рядовой Савина, норматив выполнила! Ну, здравствуй!
Подруги расцеловались. Люська помогла Маргарите раздеться.
— Пойдем на кухню. Я уже все приготовила. Константина уложила, но у него сегодня воинственное настроение — за отца переживает, потому со мной нарочно капризничает.
Едва она это произнесла, как в дверях кухни возник Костик.
— Что тебе опять нужно?
— Пить хочу, — буркнул ребенок.
— А чего губы надул?
— А зачем ты папу выгнала?
— Он сам ушел. Ему в лес ехать надо.
— В белой рубашке?
— Ну ты и зануда, Константин! Он взял робу с собой. Завтра вернется твой папочка, не страдай! Как же, выгонишь его. И пей побыстрей, пока я не рассердилась.
Костик медленно выпил воду и нехотя пошел к себе.
— Видала? От горшка два вершка, а уже с отцом солидаризуется. Прикинь, до чего все же у нас политизированная страна: кругом сплошные коалиции. Садись за стол. У меня сегодня голубцы, какие ты любишь.
— Я у мамы поужинала.
— Хоть ты, Маргит, меня не расстраивай. Полсантиметра в талии прибавишь, не помрешь! А у меня «Шартрез» есть. Французский.
— Да и кто тебя спрашивает! — проговорила Маргарита голосом Люськи.
— Видишь, сама все знаешь, — обрадовалась та.
Знала бы мама Савина, сколько ее доченьке приходится пить с любимой подругой, разочаровалась бы во всем человечестве. Люська так сумела заморочить ей голову тем, что она якобы вообще не употребляет спиртного, что родительница всегда ставит Люську в пример дочери. Мол, и красавица, и умница, и в мужском коллективе работает, а вот себя соблюдает…
— Добавим немного водочки, — между тем приговаривала Люська, — а то он густоват. Все равно ее не почувствуешь, можжевеловый ликер чем хорош — начисто перебивает запах водки. Итак, тост: за нас, красивых!
— Очень оригинальный тост! — фыркнула Маргарита, но выпила до дна.
Это тоже был порядок, заведенный Люськой. Первую — до дна, а дальше как сумеешь.
— Теперь рассказывай.
Маргарита знала, что утаить от подруги ничего не сможет, но ей и самой хотелось выговориться. К тому же Маргарита, кажется, не могла оценить случившееся с ней объективно. Как говорится, лицом к лицу — лица не увидать. Зато Люська со своим опытом и нюхом в таких делах сразу все расставит на свои места.
Потягивая приготовленный Люськой коктейль, Маргарита рассказывала, отчего-то стесняясь смотреть подруге в глаза. И недаром. Первой реакцией той на ее повествование было сначала немое удивление. Она даже не пыталась его скрыть. А потом полился поток слов:
