— Ты снова о нем! Он тебе дороже, чем я! Хочешь сказать, что я плохая мать? Так вот, ты ему не отец и не имеешь права вмешиваться. Если ты и дальше будешь вести себя так, я просто уйду и заберу его с собой, как ушла, когда моя мать… — Фраза осталась неоконченной. Видимо, Клио сказала больше, чем собиралась. Она посмотрела на меня с опаской и пробормотала: — Прости. Прости меня… Я подумала об этом, когда в первый раз легла с тобой в постель.
Смысл этой печальной маленькой речи был довольно зловещим. Я многое мог бы сказать в ответ; точнее, был обязан сказать. Но Клио казалась такой испуганной и подавленной, что я смягчился и ответил:
— Конечно, ты дорога мне. Мне очень жаль, если ты раскаиваешься в том, что легла со мной в постель. Правда, если память мне не изменяет — что делать, старики забывчивы — кажется, ты сделала это довольно охотно.
— Если бы ты любил меня по-настоящему, то женился бы на мне, правда? Но ты не женишься. Тебе нравится, что я рядом, нравится спать со мной, но при этом ты относишься ко мне как к какому-то домашнему животному. Я полезнее кошки или собаки, потому что могу готовить, выполнять поручения, открывать дверь, но этого недостаточно, чтобы воспринимать меня всерьез. Ты называешь меня глупышкой и действительно так думаешь. Я для тебя дурочка, и больше ничего!
Несчастная Клио зашмыгала носом, и я протянул ей коробку с бумажными салфетками.
— Я не хотела сделать Барнаби больно. Сама не понимала, что делаю, пока не увидела синяки. Не понимаю, почему он не плакал. Если бы он заплакал, я остановилась бы. Я не знаю, как это случилось. Это было только один раз, честное слово!
Я не знал, верить этому или нет. Надеялся, что она не лжет. Придя к выводу, что ее угрозы уйти всего лишь невинный шантаж, я сказал:
— Послушай, радость моя, больше не бей его. Я не хочу возвращаться к этой теме. В конце концов, я твой любовник, а не врач и не социальный работник.
Клио спустила очки на кончик носа, улыбнулась и ответила:
— Ты знаешь, что я люблю тебя. А ты меня любишь? Ты говорил, что любишь. И я это замечала! Ты говорил правду? О нет, можешь не отвечать. Глупый вопрос. Знаю, с моей стороны очень дурно ревновать тебя к Барнаби. Я пытаюсь с этим бороться, но ничего не могу с собой поделать. Даже сейчас, когда ты заступаешься за него и совершенно справедливо сердишься на меня, у меня в животе возникает какой-то комок. И я немедленно выхожу из себя. Едва ли ты понимаешь, о чем я говорю. Но если бы я была уверена, что ты любишь меня такой, какая я есть, то я смогла бы вылечиться. Я знаю, что прошу слишком многого. Если я не очень нравлюсь себе самой, то разве могу ожидать, что понравлюсь тебе?
— До сих пор нравилась.
Она посмотрела на меня с вызовом.
— Все это одни слова, правда? Думаю, беда в том, что я страдаю заниженной самооценкой. Ужасно, когда ты всегда неправа. Начинает казаться, что так было с самого рождения. Я нравилась родителям только тогда, когда хорошо себя вела. И в школе я тоже никому не нравилась. У меня не было ни одной настоящей подруги, кроме Илайны, но Илайна всегда всем нравилась…
Она тихонько всхлипнула.
— О, я не должна жаловаться, это только оттолкнет тебя. Я знаю, о чем ты думаешь! Что я пытаюсь оправдаться, пытаюсь сделать так, чтобы ты жалел меня больше, чем Барнаби. В каком-то смысле это правда, но не вся правда. Мне хочется, чтобы ты понял меня, но в результате я только тебя отталкиваю. А если ты ненавидишь меня, то скажи сразу, чтобы я привыкла к этому, перестала надеяться и навсегда ушла из твоей жизни. Не волнуйся, я найду такую работу, чтобы брать с собой Барнаби, где будут готовы принять нас обоих. Вроде интерната для детей-инвалидов. Думаю, я могла бы с ними работать. Кажется, я их понимаю. Да, я знаю, у меня нет специального образования, но я могла бы убирать, помогать на кухне, по вечерам учиться, получить диплом, и постараться стать полезной…
Я не мог не рассмеяться. Клио побагровела, сразу став старше лет на двенадцать, и подняла на меня мрачный, обиженный взгляд. Я сказал:
— Извини, я не должен был смеяться, но ты очень похожа на гусыню. Мою милую глупышку-гусыню. — И я обнял ее.
Она была нелепа. И очень трогательна. Если я изобразил Клио глупее, чем она есть, то это моя ошибка. Средства, которыми я пользуюсь (мои впечатления, ее слова, возникающие в памяти отдельные моменты, кажущиеся важными), искажают подлинную картину. Честно говоря, Клио редко устраивала мне подобные сцены. Гораздо чаще она была тихой, спокойной горничной с неслышной походкой и негромким голосом.
Она действительно любила меня и нуждалась в том, чтобы я любил ее. А быть любимым и нужным чрезвычайно лестно.
Поначалу мне льстила даже ее ревность.
— Если бы взглядом можно было убивать, мой труп уже лежал бы у ее ног, — сказала Элен. — Ты ведь не собираешься жениться на ней? На этой упрямой девчонке с сердитым взглядом?
Мы должны были встретиться с Тимом на квартире Пэтси и отправиться покупать ему костюм. Элен заехала за мной на машине — бывшей нашей, теперь ее. И Клио открыла ей дверь.
Я сказал:
— Мне очень жаль, что Клио смотрела на тебя сердито. Просто она не знает, какие у нас планы.
— Разве ты не сказал ей?
— Сказал. Но она все равно не поверила.
Я засмеялся. Мысль о том, что эта невинная вылазка кажется Клио подозрительной, доставляла мне странное удовольствие. Я сказал:
— Конечно, она не может понять, почему это так важно. Почему мы должны вместе покупать Тиму костюм и почему он хочет, чтобы мы поехали с ним! Где ей понять? Он достаточно взрослый, чтобы самому покупать себе одежду! А если он боится ходить по магазинам один, то почему не попросит свою подружку составить ему компанию? И так далее. Я не смог этого объяснить. Для Клио он не ребенок. Они же одного возраста.
— Вот именно, — ответила Элен. — Она годится тебе в дочери. Когда она достигнет нашего возраста, тебе будет за шестьдесят. Ты подумал об этом?
Тон у нее был недовольный. Я сказал:
— Кстати, зачем Тиму понадобился костюм? Он не говорил тебе?
— Думаю, это идея Пэтси. Она говорит, что он должен попытаться найти работу, поэтому ему нужен костюм. Это звучит немного… Надеюсь, что она не слишком давит на него. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду… Ты видел ее?
— Однажды. Они приходили за его книгами. Девица крупная, деловая, бездна энергии. Говорила без умолку, дымила как паровоз, выпила целое море джина… В общем, ее многовато.
— Кажется, она окончательно зацапала его. Во всяком случае, взяла на себя заботу о нем. Ты доволен?
