странный... А я местный.
— А вас как зовут? — спросила я,, в свою очередь, чтобы перевести тему.
Мне не нравились вопросы, которые мужчина мне пытливо задавал, потому что я ещё не разобралась в себе, и у меня не было ответов на них.
— Поговори со мной, Аня! — тихо и задумчиво попросил незнакомец. — Завтра я умру, а ночь так длинна. Я не хочу лежать и думать о своей никчёмной жизни. Как и многие, я мечтал погибнуть, как герой, а умру, как предатель, как бешеный пёс, которого изловили живодёры... Мои родители сойдут с ума от горя, узнав, как позорно я погиб.
Этот мужчина задел меня за живое, ведь я думала точно так же, как и он, о своей жизни и смерти, о своих родителях. Как же я его понимала! Сердце забилось чаще, грудь распирало от нахлынувших эмоций...
Может быть, ему действительно нужно выговориться? Что-то вроде исповеди совершенно незнакомому человеку поможет ему облегчить душу?
Как и мне. Если я расскажу, хоть кому-то о том, что со мной произошло за последнее время, мне станет проще разобраться в самой себе.
Умирать в сомнениях, от которых разрывает голову, тяжело. Этот мужчина не знает меня, а я его, мы больше никогда не увидимся. Почему бы не поделиться с ним своим горем и мыслями? Может быть, ему удастся как-то меня поддержать? Найти слова утешения?
Я с ума сойду в этой одиночной камере. Мне действительно необходимо поговорить с кем-то по душам.
— Ты не сказал, как тебя зовут, — напомнила я.
— Серёжа, — с улыбкой ответил мужчина, и на его щеках появились ямочки. — Меня зовут Серёжа, — зачем-то повторил он.
Самое сложное было обоссаться. Малой не пожалел для меня крови, вылив мне на голову целый донорский пакет для переливания. Мне хотелось выглядеть убедительно, чтобы не облажаться с Дюпон. Второго шанса выведать по-хорошему что-то стоящее у этой девчонки у меня не будет.
Пытать её? Эту рыжую милаху? Пусть она и дочь министра внешней политики Фрогии, которого мы ненавидим всей душой, рука не поднимется изгаляться над соплячкой. Некогда я голыми руками вырвал кадык одному из насильников своей сестры, но я не смогу пытать женщину. Только не я.
Как я не пытался, у меня не получалось помочиться в штаны. Малой пришёл мне на помощь, обоссав меня с таким упоением, будто копил всё это долго и с любовью.
Это была, кстати, его идея. Может быть, таким образом он просто надеялся выместить на мне свою злобу из-за Дашки? Неровно он к ней дышит, хоть и отнекивается всеми силами. Но раз уж идея мне понравилась, мне было не жалко. Пусть "изольёт душу", так сказать.
Я жалел лишь о том, что утром побрился и обработал рассечение на голове. Нужно было выглядеть как можно более неопрятно и измождённо, но сделанного не вернуть. Расковыривать обратно рану было идиотизмом, а накладной бороды у меня не было, так что пришлось работать с тем, что имелось.
От крови и мочи всё тело зудело так, что я еле доиграл начало спектакля. Поняв, что Дюпон клюнула, я сорвал с себя окровавленное, вонючее тряпьё и рванул в душ.
Рыжая оказалась довольно жалостливой, на мою удачу. И стеснительной. Она так смущённо опустила глазки, увидев меня голышом...
Не припомню, чтобы девушки так стеснялись меня, пусть и не одетого.
Анна уступила мне кровать, поделилась едой. Такая добрая девочка! Чем дольше я её рассматривал, тем больше находил её красивой. Как мог Андре отпустить этого нежного ангела в полную жопу? Я ещё раз убедился, что ничего святого у этого мужика нет!
Сделав запрос на рыжую берлессам, я довольно быстро получил некоторую информацию о ней.
Она берлесска, так же, как и я. Будучи Журавлёвой, жила с родителями в Стальном. После взрыва АС Андре удочерил её, и она стала Дюпон. Новый папка хорошенько засрал мозги доченьке, раз она открещивается от своих берлесских корней. Другого объяснения этому я не нашёл. Они там все ёбнутые в своём антиберлесском альянсе.
Дюпон, должно быть, в большом авторитете у Анны, если она перестала быть берлесской? Не может берлесский человек так ополчиться против сородичей.
Перед тем как пойти к Дюпон, я пролистал записи с видеокамеры, что у неё забрали, и посмотрел несколько её репортажей из Кижей.
Образ мрази, которая насочиняла полную чушь для фрогийского телевидения, никак не вязался с этой рыжей милахой. Внешность настолько же обманчива, насколько же и блевотны её репортажи.
Бедные берлессы! Если верить Анне Дюпон, то и Иисуса Христа тоже они распяли, и Титаник потопили со своей подлодки! Рыжая врушка! Не знай я достоверной правды о том, что происходит в моей стране, я бы этой милой девочке тоже поверил на слово.
Дюпон здорово придумал, заручившись поддержкой дочери. В информационной войне равно, как и в обычной, все средства хороши. Он воспитал истинную патриотку Фрогии — это заслуживает уважения. Пожалуй, только это и заслуживает.
— Тебе страшно, Серёжа?
Она поставила стул возле койки и села на него, подтянув колени к груди.
Её смущали мои пристальные, внимательные взгляды. Я поймал себя на том, что разглядываю её, как девушку, а не как врага. Или дочь врага? Какая на хрен разница?
Я немного одичал. Давно не общался с девушками просто так, не по делу. Я и раньше не особо уютно чувствовал себя в компании девчонок, не зная, о чём с ними разговаривать, а сейчас и подавно. Как-то нужно было расположить к себе собеседника. Разжалобить Анну ещё сильнее? Больше ничего не приходило на ум. Психолог из меня хуёвый. Как и актёр.
Не надо было прогуливать занятия в училище! Кто ж знал, что мне на практике эта хрень пригодится?
— Я бы хотел сказать, что нет, но это бы не было правдой. Мне очень страшно, Аня. Я знаю, что я мужчина, я должен держаться достойно и с честью принять свою смерть, но я не герой, я трусливый человек. И мне от этого горько. Понимаешь?
— Если тебе станет легче, то я тоже трусиха, — грустно усмехнулась девушка. — Моя подруга была смелой. А я нет.
— Была? Что с ней случилось?
— Сепаратисты убили её сегодня. А потом бросили в
