из нашего дома! Забрала свои вещи, надоедливую подружку Людку, своих родителей и моего наследника. И, кажется, вырвала ещё и часть моей души. Иначе почему я ощущаю такую мучительную физическую пустоту в груди? Жжёт внутри, колет дьявольски. И кожа горит, как от высокой температуры.
Обречённо закрываю глаза, сжимая в руке мобильник, а длинные гудки всё ещё разрывают мёртвую тишину прихожей.
— Господин, вы впорядке? — шелестит Виктор где-то над ухом.
— Всё хорошо, — отшвыриваю пальто в сторону и плетусь к своему кабинету.
Неужели, она ушла навсегда?
Снова набираю номер Ники, и вновь обламываюсь. Она не отвечает. Игнорирует.
В кабинете сумрачно и пахнет сигарами. Вальяжно прохожу к столу и закуриваю. Наливаю дорогостоящий коньяк и вливаю в себя залпом.
Есть ли смысл бежать за ней? Она даже на звонки не отвечает!
— Что ты тут делаешь? — дьявольский голос отца за спиной рубит по нервам.
— Пью.
— Вероника где?
Там, где ей и место.
— Я не знаю, — пожимаю плечами и затягиваюсь сигарой, выпускаю в воздух несколько красивых колечек.
Голова кружится.
— Степан, ты мудак? — вопрос звучит, как лютая насмешка.
— Да, папа. Мудак, который очень устал, — закутываюсь в равнодушие, будто по щелчку отключив все свои истинные чувства. — Пожалуйста, оставь меня.
— Ты пожалеешь, что отпустил её, сын!
— Я не имею права держать её. Она не моя рабыня.
Отец стоит у двери ещё несколько секунд, кажущихся мне вечностью. А после выходит, нарочито громко захлопнув дверь.
_33_
***Наши дни***
— Вероника-
Слёзы брызгают из глаз, и я не могу собраться. Сознание подкидывает самые болезненные мысли, и я тону в собственной скорби. Наверно, любая мать сходила бы с ума, если бы её сына похитили.
Я не думала, что такое несчастье может коснуться именно нас. И, самое ужасное, прошло уже около трёх часов с момента пропажи Максика, а выкуп до сих пор не потребовали.
Что нужно похитителям, если не деньги? Волков богат, и об этом знает вся страна. Список подозреваемых растёт, а я бессильна. Что я могу?
— Вероника, прошу тебя, соберись! — муж вновь касается моих плеч и к себе прижимает.
Я была так сильно занята… В сердце поселилась вселенская обида на Стёпу за всё! Он не поддерживал Люду, когда она жила у нас после развода, проводил много времени на работе и, самое страшное, вдрызг разругался с собственным персоналом и отцом.
— Мне так страшно, Стёпа! Почему нет никаких известий?
Сердце ноет, будто его протыкают вязальной спицей, отравленной сильнодействующим ядом. Кажется, что я не переживу эту ночь. Если Максика не найдут, то моя душа покинет тело.
— Всё будет хорошо! — повторяет Стёпа, но голос его дрожит.
Он сам себе не верит.
Мы разрушили нашу семью. Собственными руками. Вместо разговоров по душам были только взаимные придирки и порицания, вместо прежней нежности и понимания — обоюдные вспышки ревности и гнева. Я злилась за каждую мелочь, сгорала от бешенства. А после мстила.
Мстила так, что чуть не переступила за границы дозволенного.
— Как думаешь, кто ещё мог похитить Макса? — суровый взгляд прожигает меня.
— Я не знаю, — качаю головой.
— Ты флиртовала с продюсером. Он мог?
Закрываю глаза и чувствую, как со стыда сгораю.
— Я не знаю, — выдыхаю.
— Ника, а Доминик? Он тоже вокруг тебя крутился. Доминик мог украсть ребёнка?
Молчу.
Сердце стучит в желудке и меня тошнит.
— Вероника, — Волков сильно сжимает мои плечи сильными пальцами и встряхивает.
— Что? — одними губами, беззвучно и сухо.
Я устала. Меня вымотала эта ситуация. Страх только усиливается, ведь нет никаких известий о сыне. А что, если моего годовалого малыша уже нет в живых?
Эта мысль, как выстрел в голову. Насмерть. В глазах темнеет, и тело становится ватным. Ноги подкашиваются.
— Эй, жёнушка, сейчас не время терять сознание! — Стёпа успевает поймать меня и поднять на руки, как невесомую пушинку.
Утыкаюсь в его шею и реву бесшумно. Слёзы обжигают лицо.
— Может, позвонить Ефиму Святославовичу? — пикаю я. — У него остались криминальные связи. Вдруг он поможет?
Кажется, что это последняя надежда. Я уже готова попросить помощи у кого угодно, лишь бы этот клубок начал распутываться. Пока не стало поздно, мы обязаны напрячь всех!
— Нет, Ника. Я не буду звонить отцу! — Стёпа вспыхивает и ставит меня на пол.
Покачнувшись, ловлю равновесие.
Отворачиваюсь к окну и залипаю на фонаре невидящим взглядом. Всё плывёт от слёз. Стёпа уже полгода не общается с отцом, но сейчас именно тот момент, когда мы все должны объединиться и забыть о старых обидах.
— Есть зацепка! — голос полковника Шилова врывается в слух резко и неожиданно, буквально оглушает меня. — Одна камера в вашем доме работала, засняла отъезжающую машину. Вот!
Стёпа наклоняется над телефоном полковника, а я стою в стороне.
— Вам знаком этот автомобиль?
Стёпа отрицательно качает головой.
— Ну, ничего. Пробили номера, посты ДПС уведомили, полиция работает в городе. Скоро найдём вашего сына.
Звучит неутешительно.
Шилов выходит из кабинета, и мы вновь остаёмся вдвоём.
— Ника, ты как? — Волков подходит ко мне, и я прижимаюсь к нему всем телом.
Сейчас его объятия — моё успокоительное.
_34_
***шесть месяцев назад***
— Вероника-
— Милая, — мягкая рука приземляется на моё плечо, тонкие пальцы сжимаются. — Ты опять не спала? — ласковый голос мамы обволакивает и успокаивает.
— Это нормально, что у Максика зубы так рано полезли? — глаза устало слипаются.
— У тебя первый зуб вылез в пять месяцев, — утешительная улыбка вовсе не утешает.
— Первый зуб, а у него уже температура. Что будет, когда полезут коренные, мама! — зарываюсь пальцами в волосах, обхватив голову руками.
— Всё хорошо будет, Вероника. Материнство — это, конечно, то ещё испытание. Но оно того определённо стоит!
Протяжно вздыхаю и вновь трогаю сыночка. Жар спал под утро, и я задремала прямо возле детской кроватки. А сейчас Максимка и вовсе не горячий.
— Может, он всё таки болеет? — шепчу себе под нос.
— Но нет ни кашля, ни соплей, — мама только разводит руками. — Это от зубов.
— Ладно, понаблюдаем ещё пару дней, — киваю собственным словам и поднимаюсь с неудобной трёхногой табуретки.
В мышцы будто иглы поставили. Спала в неудобной позе, шея затекла. И усталость накопилась за последние несколько дней.
Прохожу на кухню, мажу взглядом по свежему букету белоснежных пионов в трёхлитровой стеклянной банке и выхватываю с верхней полки кружку. Наливаю воду, засыпая на ходу. Пью жадными глотками. Нужно поспать.
Но как только голова касается мягкой подушки, на меня, как стая диких шакалов, набрасываются мысли о Волкове.
Где он? Чем занимается в этот мрачный понедельник в пять часов
