он мог получить выпивку. У него хорошо получается вести светские беседы, комментировать тех, мимо кого мы проходим, но для меня все это как в тумане. Я не могу ни на чем долго сосредоточиться. Время ближе к ночи, и что бы там ни было, а завтра…
Завтра начнется наша совместная жизнь. Мы должны начать думать о том, каким будет наше будущее, где мы хотим жить, как мы будем это делать. Все это кажется огромным, подавляющим и неизвестным, и даже сегодняшнее торжество не может улучшить ситуацию, потому что это лишь предвестник того, что будет дальше.
Я не знаю, испытывать ли облегчение или тревогу, когда приходит время уходить. Когда мы выходим из зала, рука об руку направляясь к машине, ожидающей нас в конце ступенек, и сердце замирает в горле, когда Левин открывает мне дверь, и мы проскальзываем внутрь. Моя голова полна вопросов. Что теперь будет? Куда мы едем? Что он чувствует? Я не задаю ни одного из них, потому что не знаю, готова ли я к ответам.
Я знаю, что, когда Левин был женат раньше, у него не было такой свадьбы, как сегодня. Это была церемония в церкви, но быстрая, и после нее они уехали. Не было ни приема, ни вечеринки, ни гостей, которые бы ликовали и праздновали. Какая-то часть меня хочет знать, как он ко всему этому отнесся, что он чувствовал, когда пережил этот опыт со мной, а какая-то часть меня знает, что ответ, скорее всего, будет таким, который я не хочу слышать. Что касается остальной части ночи… Я знаю, чего хочу, но не уверена, что это произойдет. И я не уверена, что мое сердце сможет справиться с отказом.
Мы останавливаемся перед роскошным отелем. Левин выходит первым и снова открывает передо мной дверь, ожидая, пока я осторожно выскользну из машины, подобрав юбку, чтобы не споткнуться о нее. Я следую за ним в вестибюль, который великолепно оформлен в стиле ар-деко, все черное, золотое и латунное. Левин регистрирует нас, и я вижу, как женщина за стойкой улыбается, ее глаза загораются, когда она видит меня в моем платье.
— Номер для новобрачных уже приготовлен для вас, сэр. Там вас ждут шампанское, водка и цветы, которые вы просили.
Цветы? Мое горло сжимается, когда Левин благодарит ее, берет матовую карточку-ключ и ведет меня к лифту. Я не позволяла себе ничего ожидать от сегодняшнего вечера. Идея номера для молодоженов с цветами удивительно романтична, и мне приходится бороться с желанием расплакаться.
Еще труднее, когда Левин открывает перед нами дверь, и я вхожу в номер.
Сама комната великолепна: огромная кровать, занимающая большую часть центра, двойные двери, выходящие на балкон с одной стороны, длинный бархатный диван вдоль другой стороны, позолоченная тележка для обслуживания номеров, стоящая рядом с мраморным и золотым журнальным столиком, на котором охлаждаются упомянутые выше бутылки шампанского и водки, а также тарелка с фруктами. Но больше всего меня привлекают цветы — вазы с розами на комоде, белые, розовые, красные и желтые, не менее пяти дюжин, наполняющие комнату густым ароматом свежих цветов.
— Я подумал, что это украсит комнату, — тихо говорит Левин, заметив мой взгляд. — Тебе нравится?
Я не могу говорить. Горло перехватывает от эмоций, и я не могу спросить единственное слово, которое приходит мне на ум, "зачем", потому что не хочу ответа, особенно если это жалость, чего я боюсь больше всего. Левин всю жизнь чувствовал, что должен расплатиться за предполагаемые грехи своего прошлого, и теперь я вижу будущее, в котором он расплачивается за то, что, по его мнению, он сделал мне. Это не то, чего я хочу для каждого из нас.
Левин прочищает горло и подходит к тележке для обслуживания номеров, чтобы налить себе водки.
— Елена, мы… — он прерывается, втягивая воздух, словно пытаясь придумать, как сказать то, что последует дальше. — Мы должны заключить брак сегодня вечером. Коннор очень четко сказал об этом. Ты уже беременна, но он не хочет ничего оставлять на волю случая. Так что…
Я смотрю на него, ошеломленная на мгновение. Не знаю, что хуже: мысль о том, что он вообще не прикоснется ко мне в нашу брачную ночь, или то, что ему приказано это сделать.
— Надеюсь, это не будет слишком хлопотно, — задыхаюсь я, глядя на него из другого конца комнаты, и Левин резко поворачивается ко мне.
— Быть с тобой никогда не может быть рутиной, — мягко говорит он. — Я только имел в виду…
— Это единственный раз? — Я тяжело сглатываю, стараясь сохранить ровный голос, чтобы не дать волю буйству чувств, грозящих захлебнуться. — Мы действительно собираемся жить в безбрачном браке, кроме этой единственной ночи?
Левин опускается на край дивана, прижимает пальцы одной руки к переносице, делает глубокий глоток водки и снова поднимает на меня глаза.
— Я собирался поговорить с тобой об этом позже, Елена. Но если ты хочешь поговорить об этом сейчас, мы можем это сделать.
— Ты сказал мне, что не планируешь больше никогда ко мне прикасаться, — говорю я ему категорично, каждое слово отягощено болью. — О чем тут говорить?
— О том, что я планировал сказать тебе, после сегодняшнего вечера, нет, у нас не будет безбрачного брака, если только ты этого не хочешь, а я не думаю, что ты этого хочешь. Я намерен быть верным тебе, Елена, и часть этого, как я понял, заключается в том, чтобы ты была удовлетворена в нашем браке. Иначе будет нечестно по отношению к тебе, тем более что я не могу вынести мысли о том, что на тебе будут руки другого мужчины. — Мышцы на его челюсти напрягаются и подергиваются, когда он говорит это, и я чувствую небольшое удовлетворение от того, что он хотя бы это чувствует, что он не хочет, чтобы я была с кем-то еще. Что ему так же больно думать об этом, как и мне о том, что он с другой женщиной. Но я все еще не могу избавиться от ужасного чувства, что он делает это потому, что должен.
Я плотно сжимаю губы, борясь с эмоциями, которые грозят перекрыть мне горло, не давая возможности говорить.
— Значит, это единственная причина, по которой ты собираешься это сделать? Из чувства долга передо мной, и чтобы убедиться, что я больше ни с кем не трахаюсь? Это так романтично Левин.
Я не хотела, чтобы это прозвучало так горько, но не могу остановиться. Почему-то это кажется хуже, чем если бы он
