к картиночкам его нет… Знаешь, какие мои портреты рисовал?
Сую сигарету в рот.
— Какие слова говорил, — подпирает лицо кулаком. — Тебе и не снилось.
— Любите вы красивые слова, да? — хмыкаю и щелкаю зажигалкой.
— Так они у него от души шли, — вздыхает. — В начале все от души шло, Гор. После тебя я просто офигела, как оно может быть. Это просто… Даже не верится, что все так было, а потом я залетела и по голове ударила реальность.
Затягиваюсь. Дым обжигает легкие.
— Хотя не ударила, нет… — качает головой. — Нихрена она не ударяла, Гор. Все очень незаметно пришло к тому, что он может послать меня на хуй. При сыне. Нет, я-то в долгу-то не оставалась, и сама часто перегибала, но… просто в какой-то момент видеть его не могла. Да еще эти натурщицы, — смеется. — Молодые, с маленькими аккуратными сисечками…
Вновь подливает себе мартини, кидает в бокал три оливки и опять смотрит на меня:
— По сравнению с ними я какая-то корова.
Замолкает, щурится и рычит:
— Сейчас ты должен сказать, что я еще ничего.
— На твои сиськи пол офиса пялится вечно, — пожимаю плечами. — Ты же их вываливаешь аж до сосков.
— Раньше они тебе тоже нравились, а потом ты на доску перешел.
— Началось, — выдыхаю густой дым.
— Может, у меня после это комплексы начались?
— У тебя и комплексы? Что-то незаметно, Вер, — усмехаюсь. — У нас в спортзале посещаемость повысилась, как ты туда начала ходить.
— Ну, — кокетливо улыбается, — у меня очень симпатичный костюмчик.
Присасывается к бокалу. Выпивает вермут до дна, вытряхивает в рот оливки. Жует, а я вновь затягиваюсь.
— Обосрали меня с ног до головы, из дома выпнули и теперь я тут на съеме живу, — отставляет бокал. — И еще обвинили в том, что я с тренером сына переспала.
— А ты переспала?
— Я трахаться люблю с чувством, Гор, — Вера хмыкает, — а в эти последние годы если меня кто с душой и трахал, то только жизнь. Во все щели, и сил на другого мужика у меня не было. Я своего пыталась вытянуть.
— Как-то невесело, Вер.
— Да, неприкольно, — кивает. — Да и тебе тоже неприкольно, я смотрю. О разводе, что ли, задумался? Как так? — подается в мою сторону. — А что такое? Скромная доска оказалась не той? Или новую досочку нашел?
— Я себя в последнее время диким дебилом чувствую, — глотаю терпкий дым.
— Почему?
— Я тебе не могу сказать. И относятся ко мне, как к дебилу, — цыкаю. — Понимаешь? И не прикопаться, потому что… — задумываюсь, как бы донести свою мысль, чтобы меня поняли, но ничего не выходит. — Дело в нюансах.
— Ничего, короче, не изменилось?
Я молчу и стряхиваю пепел в пустой бокал, прямо глядя на Веру:
— Жестко, Вер.
— И я сейчас про твоего отца, если что, — она щурится. — Он у тебя, если честно, всех дебилами считал. И собирал вокруг себя, Гор, дебилов.
— Жестко, — повторяю я.
— У тебя вообще семья бесячая.
— Но замуж ты за меня хотела.
— За тебя, Гор, — Вера тянется к бутылке, — а не за твою семью, а она шла в комплекте с тобой, — прямо смотрит на меня. — А Лялечка идеально вписывалась в вашу кодлу. Без обид.
Опять себе льет до краев бокала.
— Как пазлинка, — прищелкивает языком и отставляет бутылку. — Поэтому если будешь разводится, — поднимает бокал, — она останется в семье, а ты — нет. Тебя ждет развод со всей своей семьей. И теперь я думаю, — скалится в улыбке, — что мне-то повезло по сравнению с тобой, Гор. Ну, подумаешь мой хуежник сжег все мои портреты, обвинил во всех грехах, но наши родители в это говно не полезли и вообще в стороне стояли и офигевали от наших диких страстей.
И Вера права. Ляля вросла в мою семью, стала ее частью и переняла все ее оттенки, как хамелеон. И она останется в ней, а я хочу выйти.
Но правда в том, что Ляля не пойдет за мной, не послушает и будет до последнего сидеть в болоте, в котором я гнию годами. Мне ее не вырвать, потому что нечего предъявить.
Короче, дебил я.
— И особой причины для развода у меня нет, — тушу окурок в бокале. — У нас все хорошо, как обычно. Все просто прекрасно. Дружная, мать ее, семья, от которой хочется удавиться.
— Да ты прямо сегодня меня радуешь, — постукивает пальцами по столешнице. — Я прямо млею от твоих откровений. — Никакие фантазии о моей мести тебе не сравнятся с тем, как ответило тебе время.
— Ну и сука же ты.
— Но зато дебилом не считаю, — подмигивает, и прикрывает рот, заглушая тихую икоту. — Хотя, может, выскочила бы за тебя замуж, то тоже пришла бы к этому? Спрятала бы свои сиськи, ходила бы в платьицах до колен, заглядывала бы в рот твоему папаше и сама бы превратилась в твою Лялю? Господи, — переходит на шепот, — да лучше быть разведенкой к сорока годам на съемной квартире.
Глава 35. Поймали на подлете
— Он твой отец! — рявкаю я.
— Ляля! — Гордей повышает голос. — Эти выходные я планировал провести в нашем доме! У нас! Ты меня вообще слышишь?
— Я с твоим отцом уже договорилась!
Гордей замолкает, прищуривается и с усмешкой выдыхает. Он меня задолбал. В очередной раз выводит на ссору на пустом месте.
— С отцом? — его глаза темнеют и гаркает. — А со мной, блять, договориться не судьба?! Я тут, мать твою, для красоты?
— Я тебе сейчас говорю! Эти выходные мы едем к твоим родителям!
О каждом чихе его надо предупреждать? И еще смеет на меня орать.
— Да ты сука издеваешься, — смеется и делает несколько шагов в сторону. Разворачивается ко мне. — Мы не едем к нашим родителям, ясно? Договорилась с моим отцом? А я тебе муж, Ляль. Муж, и раз ты не удосужилась со мной даже обговорить свои планы, то…
— Да что с тобой их обсуждать?
