На одну иллюзорную секунду, когда он был надо мной, его мощное и красивое тело накрывало мое, так близко к тому, чтобы войти в меня… я подумала, что, отдавшись ему, смогу изменить исход.
Что он сможет полюбить меня.
Но правда в том, что в нашем темном подземном мире любовь не побеждает. Она не превращает зверя в принца.
Особенно, если зверь одержим жадностью и жаждой власти.
Я не попала в цель.
И вот я уже бегу к роще, как животное, преследуемое диким хищником. Полуголая и без телефона. Когда он меня поймает — а он меня поймает, — он меня убьет.
Он избавился от моей защиты от него. Я позволила ему сделать это; позволила ему приказать Данте покинуть особняк. Теперь мой единственный шанс — найти кого-нибудь из охранников и молиться, чтобы мое отчаянное состояние убедило их помочь мне. По крайней мере, достаточно долго, чтобы я смогла сбежать.
Обогнув высокий кипарис, я вхожу в сад. Камешки впиваются в подошвы моих ног. Острая боль разрывает мой бок. Но я не останавливаюсь. Слышу его тяжелые шаги, бьющие по земле.
Стена ухоженного кустарника возвышается, преграждая мне путь. Остановившись, я ругаюсь и поворачиваю направо — моя новая цель — темная тень от густых кипарисов. Сад превращается в лабиринт, и паника охватывает мой разум.
Почему успокоительное не замедляет его? Ножевая рана только разъярила его. Оно не смертельно. Для такого человека, как Ник, которого резали, кололи и стреляли, это была моя самая большая ошибка.
Я зажмуриваю глаза — ровно настолько, чтобы убрать пот, затуманивающий зрение.
Мне следовало дать наркотику полностью подействовать, прежде чем делать шаг. Но планировать это событие и на самом деле прожить его, оказаться в тот момент рядом с ним… Я уже тогда понимала, что если займусь сексом с Ником, если отдам ему всю себя, то не смогу забрать его жизнь.
У меня не было другого выбора, кроме как бороться с ним.
Огонь охватил мои икры. В животе вспыхивает жжение. Мои легкие просят воздуха, не давая ему прорваться через сжимающееся горло. Я нажимаю сильнее, несмотря на то что он так близко. Одна секунда может стать разницей между тем, что Ник сдавит мне горло, и тем, что успокоительное ослабит его настолько, что я смогу вырваться.
Его свирепое рычание раздается громче хруста камней, и я ненавижу то, как реагирует мое тело.
Отчаяние просачивается в мои мышцы, а адреналин разливается по венам. Я бегу, когда каждая клеточка моего тела хочет упасть на росистую землю и позволить ему взять меня снова.
Я стремлюсь к тени впереди, к линии деревьев на другой стороне сада, но угасающая надежда исчезает, когда я оказываюсь в безжалостных объятиях Ника.
Он опускает нас на землю. Его руки обхватывают мое тело, он притягивает меня спиной к своей груди. Ночнушка задирается на талии, и я бесполезно бьюсь в воздухе. Грудь вздымается, Ник крепче прижимает меня к себе, вытягивая из моих ноющих мышц все силы.
Его горячее дыхание пробегает по моей шее, и я слышу, как он жестко сжимает челюсти:
— Ты бежала недостаточно быстро.
Ужас бьет меня по грудной клетке, а сердце колотится в бешеном темпе. Он стонет и кладет меня на спину. Руки прижаты к земле, резкий запах травы смешивается с пьянящим ароматом одеколона Ника, и я смотрю в его темное лицо.
— Это было бессмысленно… в любом случае. — Мои слова обрываются между глотками воздуха. Я стараюсь скрыть все следы страха в своих чертах.
Уголь его глаз прожигает меня насквозь, точно черная смола. Он больше ничего не говорит, убирая руку с моих запястий. Он ждет, когда я начну сопротивляться, попытаюсь нанести импульсивный удар. Жгучая месть в этих темных глазах жаждет схватки.
Я без оружия, и у него есть преимущество. Мне ничего не остается, как ждать, пока он либо убьет меня, либо предоставит шанс.
Его рука сжимает мое горло, и на глаза наворачиваются слезы. Эмоции захлестывают меня, и мне отчаянно хочется, чтобы он вырезал их из меня своим ножом.
Потому что, даже когда он опустошал меня, впиваясь в меня карающими толчками, мое тело соглашалось. На него. На боль. На удовольствие, которое находилось по ту сторону его ярости.
Я предала его, и эта мука отразилась на затвердевших чертах его лица, шов широко открылся, когда он разорвал мою девственность.
— Сделай это, — говорю я. В моем темном тоне звучит презрение.
Он проводит языком по нижней губе, как змея, почуявшая добычу.
— Для тебя это не будет так быстро, ангел. — Его глаза опускаются к моей груди, затем еще ниже. — Насколько сильно тебе больно?
На его вопрос я хмурю свои брови. Я сглатываю боль, сжимающую горло.
— Почему? Каков был твой план? — Я тяжело дышу на каждом слове. — Затрахать меня до смерти?
Он ворчит, прижимаясь ко мне, его бедра раздвигают мои. Я задыхаюсь от сладострастного ощущения его члена, прижатого к моему чувствительному клитору. Он обнажен, тверд и разъярен, а кровь из раны, которую я нанесла, течет между нами, влажная и горячая.
— Все еще может быть, — предупреждает он. Его рот расплывается в коварной улыбке, и навязчивая вспышка желания лижет мои внутренности.
— Ты должна была убить меня, Бриа, — говорит он, блуждая взглядом по моим чертам. — Ты должна была добраться до сердца.
Я вдыхаю, его вес сдавливает мои легкие.
— Я не целилась. — Торжественное выражение крадет огонь из его взгляда.
— В каком-то смысле твоя цель была верна. — Он придвигает свой рот к моему уху. Глубокий ритм его голоса проносится надо мной, вызывая мурашки по коже, когда он говорит:
— Что ты мне вколола?
— Мидазолам, — заикаясь, отвечаю я.
Он хихикает.
— Господи. Твой отец должен был лучше знать, чем давать тебе что-то настолько слабое, чтобы использовать это на мне.
Мои черты лица сходятся в замешательстве. Но, прежде чем я успеваю опровергнуть его утверждение, с балкона мелькает свет, привлекая его внимание.
Отдаленный звук криков, а затем выстрел раскалывают ночь.
Мое тело леденеет от ужаса.
— Что происходит? — спрашиваю я слабым голосом.
Ник ослабляет хватку на моем горле, но не освобождает меня полностью. Его взгляд возвращается к моему лицу, и выражение его лица застывает в нечитаемой маске.
— Ты потерпела неудачу, — говорит он. — Теперь Кассатто посылает за мной легион.
Ник считает, что это был заговор моего отца. Он считает, что я — пешка, посланная убить его.
Я начинаю отрицать это, но останавливаюсь. Как еще я могу объяснить, что я сделала и почему? Я не могу рассказать ему о женщинах Ндрангеты в Калабрии. Я не могу подвергать их жизни опасности, что бы Ник ни сделал со мной.
Когда в особняке загорается свет и раздаются новые крики, Ник поднимается на ноги и хватает меня. Одной рукой он обхватывает меня за талию, другой закрывает мне рот. Затем он тащит меня из сада в гараж сбоку от особняка.
Только когда дверь отъезжает в сторону и он берет со стены связку ключей, я понимаю, что происходит.
Я оживаю, борюсь.
Я кусаю его за руку, и он освобождает мой рот.
— Помогите! — кричу я. — Он хочет увезти меня…
С яростным стоном Ник запихивает меня на пассажирское сиденье спортивного Мерседеса. Он сжимает мое запястье и выворачивает руку, прижимая большой палец к точке возле локтя. Я тут же обмякаю на сиденье, желание бороться пропадает.
— Это жульничество, — говорю я.
Он снимает с моего пальца золотое кольцо и бегло осматривает его, отодвигая гребень в сторону, чтобы открыть микроиглу. Его темные глаза злобно смотрят на меня, когда он подносит кольцо к моему запястью.
— Ник, нет… Что ты делаешь?
— Всегда имей запасной план на случай, если твоя сводная сестра попытается соблазнить и убить тебя. — Игла прокалывает мое запястье, и вскоре я чувствую, как на меня наваливается сон.
— До скорой встречи, Ангиолетта.
Глава 13
БЕЗУМИЕ ПАМЯТИ, КОТОРАЯ ЗАНИМАЕТСЯ ЗАПРЕТНЫМИ ВЕЩАМИ
