Доминик
Надо было позволить Бриа убить меня.
Технически, я уже мертвец. Я был мертв в тот момент, когда она вонзила в меня свой клинок. Ее удар не был смертельным, но он все равно был смертоносным. Медленное кровотечение, которое оставит след для людей Кассатто, чтобы они могли пойти по нему и закончить работу.
Каждый час моего дыхания — это украденное время.
Кассатто не остановится только потому, что его дочь потерпела неудачу. Это было доказано, когда он послал своих людей в мою комнату, чтобы прикончить меня.
Я снова слышу выстрел, и моя хватка на руле усиливается, когда ярость охватывает мышцы. Я поставил Луку перед дверью Бриа. Он был единственным из моих людей в особняке, поэтому я не сомневаюсь, что именно Лука получил пулю.
Я смотрю на успокоившуюся девушку, мирно спящую на пассажирском сиденье. Ее голова прислонена к тонированному окну, темные волосы спутаны в беспорядке. Рваная ночнушка свалилась с одного плеча, обнажив бедра. Красивая кожа покрыта грязью и синяками.
От ее вида у меня все кишки сводит.
Возможно, она была лишь пешкой, которую использовали, чтобы добраться до меня, но она все равно причастна к смерти Луки.
Прижав одну руку к наспех перевязанному животу, чтобы остановить кровь, а другой сжимая руль, я смотрю, как вздымается и опускается ее грудь, как ровно дышит девушка, которую я совсем не знаю.
Резкий толчок боли спазмирует вокруг физической травмы. Теперь, когда адреналин выветрился, я остался с болью и слабостью в теле.
Я потерял немного крови, и мне нужно лучше оценить ущерб.
У меня есть несколько разных планов побега по особняку. Мерседес был ближе всего. Смена одежды. Медицинские принадлежности. Вода и сотовый телефон. Все в багажнике, иначе я бы положил туда Бриа.
Сейчас ее близость ко мне — это чертово отвлечение.
Прежде чем мой разум успевает начать воспроизводить события, я вижу железные ворота. Мой отец вложил деньги в дом в стиле готического возрождения в качестве убежища. Единственная собственность, о которой Кассатто не знает. Это не долгосрочное решение — это место, где можно перегруппироваться.
Что мне и нужно сделать прямо сейчас.
Подъехав к усыпанной гравием подъездной дорожке, я оглядываюсь на Бриа и провожу рукой по лицу.
— Черт.
Я только что похитил ее.
Я оставляю ее в машине, пока осматриваю дом, который мой отец называл "Катакомбами". У меня есть цель приезжать сюда хотя бы раз в месяц. Обновление положений. Этот дом не такой огромный, как его особняк, но он столь же эклектичен по своему вкусу.
Готическая архитектура обрамляет и наполняет каждую комнату. Я щелкаю выключателем в первой комнате и бормочу проклятия, когда они не загораются. Я собирался поменять панель выключателей, когда был здесь в прошлый раз.
Я достаю из кухни зажигалку и зажигаю свечи, пока освещаю основные комнаты дома и проверяю записи камер наблюдения. Убедившись, что дом под охраной, я возвращаюсь к машине и беру спящую Бриа на руки. Я стону от боли в животе и чувствую, как повязка намокает от свежей крови.
Выбрав ближайшую к входу комнату, я усаживаю Бриа на стул и связываю запястья кабельной стяжкой. Мой взгляд притягивается к ее раздвинутым ногам, к засохшей крови на внутренней стороне бедер.
Даже чудовище внутри меня понимает, что должно быть какое-то чувство вины, какие-то угрызение совести. Я должен испытывать стыд.
Я был не в своем уме. Но это не оправдание. Я никогда не бываю в здравом уме, под наркотиками или нет. Ранен или нет. Предан или нет. Я изверг, а для нее — безумец.
Объект моей привязанности, моей чертовой одержимости только что пыталась убить меня, а я забрал ее, потому что хотел ее. Я причинил ей боль, потому что она причинила боль мне, потому что она вырвала мое гребаное сердце из груди.
Будь я проклят, если раскаюсь в том, что взял то, что хотел.
Монстр знает свою природу, и он не может быть никем иным.
Как однажды сказал По: «Самые страшные монстры — те, что таятся в наших душах».
Это больное и извращенное существо, которое скрывается в моих тенях, скрюченное и извилистое, как корни моего семейного дерева. Моя клятва защищать ее закончилась в тот момент, когда она стала врагом, и чудовище с ревом вырвалось на волю, с неистовой жаждой завладеть ею целиком.
Если бы не люди Кассатто, давшие о себе знать, я бы брал ее снова и снова. Я бы вскрыл ее и питался ею до тех пор, пока от нас не осталось бы ничего, кроме двух пустых сосудов, превратившихся в шелуху.
Я отхожу от кресла и достаю телефон. Выйдя в коридор, я закрываю дверь и звоню Люциану.
Пока я жду, когда он ответит, я иду в ванную и расставляю медицинские принадлежности.
— Я же говорил тебе не делать глупостей. — Люциан пропускает бесполезные любезности.
— Если честно, — говорю я, с ворчанием снимая пропитанный кровью бинт. — Не я первый нанес удар. Это была Бриа.
Он бормочет в трубку какое-то ирландское ругательство, а потом говорит.
— Значит, ты решил, что похитить ее — хорошая идея?
— Никогда не бывает плохой идеей иметь козырь. — Хотя у меня нет намерения использовать ее в этом качестве. — Эленор звонила вам, — говорю я, констатируя очевидное.
— Да, — подтверждает он. — Лука мертв. Мне очень жаль. Кассатто даже не потрудился выудить из него информацию.
Я смотрю в фарфоровую раковину и наблюдаю, как ярко-красная лента устремляется к сливу. Как я уже подозревал, выстрел в особняке — это смерть Луки. Люди Кассатто уже были на месте и подготовлены. Дело не в том, чтобы забрать Бриа. Я просто дал Кассатто лучший повод для достижения своей цели.
— Он использовал Бриа. — Эти слова вырвались из недр моей души.
Я уже видел, как он использовал свою дочь, так что должен был знать. Это моя вина. В тот момент, когда она заползла в мою постель, я должен был знать, почему она там.
В тот момент, когда я погрузился в нее, я был мертв.
Независимо от того, что она была пешкой, прощения не будет; я не могу предложить Бриа пощаду за ее предательство.
Сейчас, вспоминая прошлое, это очевидно. Кассатто поручил мне следить за Бриа. Он хотел, чтобы я был рядом с ней. Ублюдок. Он передвинул свою пешку прямо на место, и она оказалась прямо перед моим чертовым лицом, а все, что я мог видеть, — это она.
Мое небо.
Ослепленный своей единственной.
— Ты должен отдать ее Сальваторе, Ник, — говорит Люциан, прерывая мои самоуничижительные мысли. — А потом тебе следует уехать из города. Дай ей остыть. Эленор хорошо умеет контролировать ущерб. А после свадьбы все забудется.
Он дает этот совет, потому что ни он, ни моя мать не знают, что я доставлю к порогу Сальваторе испорченную девушку. В противном случае его совет был бы совсем другим.
— Присматривай за моей матерью, Люциан, — прошу я его. — При первых же признаках того, что Кассатто намерен причинить ей вред…
— Я не позволю этому случиться. Даю тебе слово. Но ты ведь слышал, что я сказал? — Я смотрю на себя в зеркало.
— Да, слышал.
— Хорошо. Мы с Вайолет поговорим с Сальваторе. Мы попытаемся договориться. Скорее всего, тебе придется исчезнуть с восточного побережья на некоторое время, но мы постараемся обеспечить тебе защиту. Но, Ник, — его тон стал жестким, — ты должен вернуть Брианну.
Закончив разговор, я очищаю и обрабатываю порез. Проверяю, нет ли внутренних повреждений, затем зашиваю двухдюймовую рваную рану. Я начинаю курс антибиотиков — на случай, если задет кишечник. Мне хочется верить, что она специально пропустила жизненно важные органы, но это лишь еще большее заблуждение с моей стороны.
У дочери Кассатто просто плохой прицел.
Я наматываю свежий бинт, не снимая рубашки. К тому времени как я возвращаюсь в комнату, Бриа уже начинает просыпаться. Я зажигаю еще одну кремовую свечу, окутывая комнату мягким светом, и кладу ее кольцо на мраморный столик со звоном. Она поднимает на меня глаза.
