трубке послышался смех. — А Игнат в чалме и шароварах смотрелся отпадно. Чисто Аладин.
— Да, она молодец… — ответил Глеб, чувствуя горечь. — Ладно, удачи тебе.
— Погоди, погоди. Ты в воскресенье-то будешь? Разговор есть.
Ответил не сразу.
— Буду.
* * *
Дорога домой прошла в раздумьях. Собственно, и ехать-то туда не хотелось. Раньше уединенный дом в деревне был для Глеба чем-то вроде убежища, где он мог сколько угодно укрываться со своими тараканами. Ему там было комфортно. Внутри, за забором, наглухо закрытый и защищенный, прятался его личный мир. Теперь дом напоминал Глебу разоренное гнездо. Как легкомысленная птица, оставил птенцов без защиты, а змея приползла и всех сожрала.
Сейчас, оглядываясь назад, он удивлялся, как можно было не придать значения тем странным звонкам? Как можно было так легкомысленно пустить все на самотек? Расслабился от счастья, что она рядом? Расслабился…
Глеб тяжело вздохнул.
Расслабился, впервые за много лет позволил себе чувствовать…
И как можно было не предположить, что кто-то не просто так названивает ему из шалости. Ведь только сейчас, анализируя поведение Даши, Глеб мог бы сказать, что она в последние дни была странно насторожена и взвинчена.
Глупость какая, он списывал ее состояние на непривычную ситуацию. Ведь то, в мастерской, на самом деле легкий бондаж. И ей нравилось… Перед мысленным взором всплывали картинки гибкого девичьего тела, зафиксированного в креплениях, его руки на ней. Глеб сглотнул, отгоняя томительную волну мутящего разум желания. Чертыхнулся. Только вспоминать теперь и осталось.
А тогда… Как хотелось добавить еще. Но он не мог себе позволить, не мог. Пока не мог. Надо было сдерживать себя, быть уверенным, что не сорвется. Не сорвется…
Довольно.
Хватит жрать себя поедом. Горбатого могила исправит! Довольно обманывать себя, думая, смог бы удержаться на одной ванили. Он же понимал. Все, что он с ней делает, это постепенное приручение. Можно сказать, лепил ее под себя.
Но Глеб не мог не признать, что и она лепила его под себя. И ей ничего не нужно для этого делать. Ничего абсолютно, просто оставаться собой. Доверчивой, беспомощной и всесильной. Он, полностью контролировавший ситуацию, владевший ее телом и мыслями, на самом деле принадлежал ей с потрохами. Власть ее над ним огромна. Даже сейчас, когда она ушла.
И как же хочется спросить себя, безмозглого идиота, неужели ты думал, что сказка продлится вечно? Не позаботился защитить свое счастье?
Действительно, довольно жевать сопли.
Ему надо было срочно найти выход своей тоске, иначе она его добьет. И что не удалось тогда мучителям в плену, сделается само собой, он просто потеряет себя.
Надо ставить реальные цели и делать то, что умел лучше всего — добывать и анализировать информацию. И, прежде всего, подумать, почему вообще так произошло.
Те телефонные звонки. Они явно преследовали определенную цель. И почему он не подумал сразу, что звонки были адресованы Даше, и возможно, кто-то травил ее душу подозрениями. Конечно, Глебу было до боли обидно, что она не поделилась с ним, если подозрения имелись. Сейчас он понимал, вероятно, так оно и было. Иначе, зачем ей вдруг лезть в подвал? Тайна синей бороды? Принцип запретного плода? Но ведь он никогда не говорил о запретах, его дом был открыт для нее. Его душа была открыта для нее…
Больнее всего, что она так легко открестилась от него.
Настолько отвратительным оказалось открытие? От горечи закрывались глаза. Да, он моральный урод. Но неужели… Неужели у нее не было к нему никаких чувств?
Не хватало только, чтобы из него полились розовые сопли.
В конце концов, Глебн просто задавил все это дурацкое самокопание усилием воли и сосредоточился. Звонки. Враг? Явно не друг. Кто, с какой целью? Кто мог знать, что он на даче, и главное, что он там не один?
Надо проверить все досконально.
Но даже при первом приближении становилось ясно, следы уходят в его ближний круг. А вот кому и зачем понадобилось лезть в его личную жизнь, еще предстоит узнать.
Честно говоря, сейчас от его личной жизни остались лишь руины. А сам он размазня, черт бы его побрал. Размазней быть Глеб не привык.
— И что? — спрашивал он себя. — Так и будешь сопли жевать? Или поборешься?
— Если есть за что бороться, — ровно и холодно ответил он себе.
Если есть за что, его ничего не остановит.
Но прежде следует выяснить. И дела кое-какие закончить.
Марта встретила его радостно, как всегда. Но Глеб заметил, что она все заглядывала ему за спину. Ждет? Привыкла.
Одинокий ужин во флигеле, приправленный невеселыми мыслями, был не самым приятным в его жизни. Глеб задумчиво жевал, не глядя в тарелку, Марта шумно вздохнула, подошла, положила голову ему на колени. Он потрепал собаку за ушами:
— Что, девочка, скучно?
— Скучно, — ответили честные собачьи глаза.
— Ничего, нам не привыкать, — пробормотал он, зарываясь пальцами в густую шерсть.
— Да, конечно, но к хорошему быстро привыкаешь, — сказала бы она, если бы могла говорить. Она даже вздохнула, как бы говоря: — Потом трудно отвыкать…
— Ты права, — взгляд его сделался отрешенным. — Однако у нас дел полно.
Помимо задачи найти того, кто как Глеб подозревал, влез грязными лапами в его жизнь, надо сделать множество вещей. Пусть Даша и ушла, отказавшись от него, он с себя ответственности за нее не снимал. Осознавая, что у него немало врагов, что ее могли просто избрать мишенью, Глеб решил пока что присматривать за девушкой издали.
Кто-то может взяться за нее всерьез. Ее надо защитить.
Еще закончить скульптуру. И многое другое.
Спать он так и не пошел. Усталость телесная все еще не могла победить кашу из чувств, царившую в душе. В мастерской ему удалось отрешиться от всего, что тяготило и жгло сердце, Глеб с головой ушел в работу. Только к полуночи его наконец сморил сон. Дополз до смотровой, кое-как помылся и рухнул на кушетку, чтобы забыться черным сном без сновидений, душе тоже требуется отдых.
* * *
Весь день Даше удавалось крепиться, гнать от себя мысли и воспоминания. Но ночью, в темноте, в одинокой постели, они ее догнали. Воспоминания расцвечивали темноту, лились в сознании непрерывным потоком. Вот она видит его в смотровой, бережные руки дотрагиваются до котенка. Взгляд глаза в глаза, ей кажется, она тонет. Ощущения самые яркие. Неожиданные.
Их первый раз. Ее закрытые глаза, его нежность, ощущение полета, взрый эмоций, счастье.
Его спокойная сила, непогрешимая верность суждений.
Его неиссякаемая нежность…
Он был загадочным, непонятным, прекрасным, мудрым, он был…
