— Мил, — в конец разрыдалась я, прижавшись к его груди. — Мил, он меня чуть… чуть не придушил… мил…
— Тшш, Бэмби, все прошло. Все позади. Сколько раз мы тебя предупреждали ходить с охраной, глупая ты наша. Хорохоришься все. А что если бы мы сначала поехали к тебе домой, а не сюда? Почему с тобой рядом нет Елисея?
— Я его отпустила, — прохныкала я. Испуг еще не отпустил. Меня передали с рук на руки. Я почувствовала одеколон Ромки.
— Алис, смотри, до чего тебя упрямство довело. Лекс одно дело…Извини, — тут же осекся он, вид как я снова собираюсь самым девчачьим образом разреветься. — Ну не плакай. Все будет хорошо. Сейчас поедем домой к твоей маме.
Ромка осторожно усадил меня в машину, где я, дрожа, прижалась к нему. Сколько раз я допытывалась у него, где Лекс, но он отмалчивался. Этим ожиданием он просто убивал меня, я ломалась изнутри, словно фарфоровая кукла, напуская на себя стервозность, однако, оставаясь наедине с собой, я понимала, что бежать бесполезно, и я мчалась… мчалась к этой пропасти на мотоцикле со скоростью 220 километров в час. Я доводила себя до грани работой, пытаясь забыться в бизнесе, но не помогало и, закрывшись от всех, я задыхалась от безысходности, смешивая слезы с кровью из порезанных бумагой пальцев. Больно — значит, я еще живу. Я выходила на крышу нашего дома и стоя на самом краю, смотрела вниз и не могла решиться. Я поднимала ногу на карниз и моментально передо мной возникала сцена в клубе, когда я вновь обретшая память возвратилась к Лексу.
— Ты слишком много на себя взвалила. Отдохни хотя бы сегодня, — Роман поднял мое лицо за подбородок и на меня уставились его пронзительные глаза. — Поспи немного перед вечеринкой.
— Я… я не могу, — я покачала головой. — У меня сегодня занятия по скалолазанию.
— Алиса, приди в себя! — Роман встряхнул меня. — Тебе не кажется что экстрим это слишком. Мы не можем на тебя такую смотреть.
— Но только так я могу увидеть его, — я отшатнулась и уставилась в тонированное окно. — Пожалуйста, не запрещай мне. Пожалуйста…
— Хорошо, — друг вздохнул. — Но ты тоже сделай мне одолжение, что не будешь изматывать себя.
— Я не могу дать это обещание. НЕ уверена, что исполню…
Роман.
Мужчина смотрел на уставившуюся в окно девушку и проклинал брата. Где та улыбка? Где те сияющие глаза? Где тот румянец на щеках? Сейчас было только две ипостаси Алисы: Снежная Королева и Увядшая Роза. И сейчас она находилась во второй. Месяц за месяцем они все наблюдали за медленным угасанием огня её в глазах и превращения её сердечка в льдинку. Друзья пытались её расшевелить, однако Алиса была полностью погружена либо в работу, либо в себя. Все боялись, что в таком состоянии дело дойдет до суицида. Однажды он наблюдал, как она во время переговоров, дабы сдержать слезы резала себе кончики пальцев бумагой и красные капельки падали на белые листы. Она училась гонять на мотоцикле, хотела обрезать волосы, занималась скалолазанием и училась трюкам на скейте в спорткомплексе.
— Она играет со смертью, — однажды сказал ему Милен, видя, как раз за разом Алиса старается повторить один и тот же трюк. — Только зачем?
— Она говорила, что когда чувствует адреналин, то ей в голову приходит образ Лекса, — ответил Сергей. — Может таким способом она становится ему ближе?
— Я не знаю, о чем думает этот ребенок. Но Алиса явно не в себе! Мы не можем так это оставить, иначе она просто убьется, — высказался Роман.
— Или сломается. Она и так на грани. Видимо для того чтобы пережить его уход одних любви и силы воли недостаточно, — добавил Григорий.
А сегодня опасность буквально витала в воздухе. Нехорошее предчувствие грызло его изнутри, плюс Лена тоже заметно нервничала. Когда они доехали до дома, глаза его девушки расширились, и она с испугом на лице сказала ему срочно ехать к Алисе в Фантазию. Не раздумывая, мужчина высадил подругу около дома Алисы и развернул руль, на всех парах мчась в клуб. Ощущение, что он не успевает, крепло с каждым новым мигом, сидящий на заднем сидении Милен аж наклонился вперед. Он тоже почувствовал что что-то нехорошее грозовой тучей надвигалось на всех них.
А когда ворвавшись в голубую комнату увидели задыхающуюся в руках мужчины Алисы. На короткое мгновение, когда девушка закрывала глаза, Роман заметил в её глазах желание умереть. Она сознательно убивала себя руками этого подонка. Милен усилием расжал его пальцы, а Роман отшвырнул несостоявшегося убийцу в дальний угол зала. Алиса, стоявшая на коленях, не могла прокашляться, и Мил накинул на неё пиджак. Было видно, что девушка испугана до смерти.
Роман боялся, что последний месяц, когда Алиса вроде бы начала приходить в норму, оборвется сейчас и её состояние от этого инцидента только усугубится. Пока они ехали, мужчина пододвинулся и девушка вздрогнула от его прикосновения. Но потом откинулась на плечо и в изнеможении закрыла глаза. Он с ужасом разглядывал искусанные до крови губы, капельки красной жидкости скапливались в уголке рта и скатывались одна за одной, пачкая подбородок и ворот кофты. Роман достал платок из кармана и хотел, было вытереть кровь, однако Алиса открыла глаза и отвела его руку:
— Мне больно, значит, я жива!
К концу пути девушка успокоилась и позволила Роману отнести её наверх и уложить в кровать. Переутомление сказывалось на ней, и так худая теперь она почти совсем ничего не весила. Без Лекса Алиса стала тенью, потусторонним призраком.
— Брат, что же ты делаешь? — тихо спросил он пустоту, гладя растрепавшиеся волосы уснувшей девушки.
Через три часа.
— Ты сегодня просто красавица, но твои умершие глаза никак не соответствуют образу, — сказала Ленка, когда на дне Рождении подошла ко мне, смотрящей в чернильную темноту вечера.
На мне было надето бледно-голубое платье, а волосы уложены благодаря заботам Эрлен в сложную прическу. Но на этом празднике жизни я была явно лишняя. Мне хотелось запереться в комнате и перелистывать альбом с фотографиями, но никто не давал мне это сделать, поэтому оставалось только смотреть в окно, в котором отражались огни расставленных по комнате свечек и стараться снова и снова не отключаться от реальности. Словно скульптура я замерла около этой стеклянной преграды, вспоминая первые дни моего сумасшествия, когда от безысходности я била хрусталь и зеркала, а потом плакала на осколках стекла. Когда мои руки были постоянно перевязаны от нанесенных ран. Когда алкоголь с примесью боли заставляли каждое утро подниматься с постели и идти.
— Мне нет дела до моих глаз, — ответила я бесцветно.
