Ознакомительная версия.
– Постойте! – сказал Краснопевцев. – Куда вы бежите?
– Не я, – усмехнувшись, поправила Анна. – Бежали-то вы.
Он должен был бы улыбнуться на это ее замечание, но он не улыбнулся и только еще острее впился в ее тихо покрасневшее лицо своими блестящими глазами.
– Я вас догонял.
– Мне нужно сейчас на урок, – объяснила она. – И так я уже опоздала.
Краснопевцеву понравилось, как просто, совсем без кокетства, она говорит с посторонним.
– Я вас провожу.
И тут она вдруг растерялась. Видно было, как она растерялась, а может быть, и огорчилась, потому что маленькая морщинка появилась между бровями, но он уже взял ее под руку – цепко, но все-таки вежливо и аккуратно, – и они зашагали по направлению к Московской государственной консерватории.
– Вы учитесь?
– Да.
– Ну, и что за урок?
– Урок фортепиано.
– Вы зря испугались, – сказал он отрывисто.
– Мне непривычно.
– Что вам непривычно? Что я подошел? К вам разве никто никогда не подходит? Но вы же красивая! Я вам не верю.
– Подходят ко всем, – возразила она. – Конечно, ко мне подходили.
Он вдруг засмеялся.
– Смешно вы ответили. Как вас зовут?
– Меня зовут Анна.
– Сергей Краснопевцев, – представился он.
– А отчество?
– Просто: Сергей.
– Но вас на работе зовут ведь по отчеству?
– При чем здесь работа!
– Мне нужно бежать, – перебила она. – Нельзя так опаздывать.
– Тогда бежим вместе.
Они пробежали несколько метров, и она резко остановилась, обеими руками поправляя беретик. Консерватория была в двух шагах, и слышались громкие звуки искусства.
– Красиво играют! – впиваясь в нее глазами и словно бы фотографируя ими то, как она, подняв руки, на одной из которых висела старая черная сумочка, скатившаяся к самому плечу, поправляет волосы, сказал Краснопевцев. – Идите, играйте, я вас буду ждать.
– У меня сегодня домашний урок, – смущенно сказала она. – Мне нужно сюда, в этот дом.
И подбородком кивнула на каменный дом через дорогу.
– Так что мы стоим? Вы и так опоздали. Идемте быстрей!
Опять взял ее под руку, и они вместе перебежали дорогу. У черного обшарпанного парадного она остановилась.
– Спасибо, что проводили. – И то же умное и открытое выражение, поразившее его на эскалаторе, вернулось на ее успокоившееся лицо. – Всего вам хорошего.
– Я буду вас ждать, – сказал Краснопевцев.
Морщинка прорезала лоб:
– Вы знаете, лучше не нужно.
– Вы замужем, что ли?
– Я? Нет. Я не замужем.
– Тогда подожду.
Она улыбнулась. Пошел мелкий дождик, и в блеске его сейчас же намокла мимоза. Мимозой вовсю торговали старухи. И все стало жалким почти до отчаянья.
К моменту знакомства с Анной Сергею Краснопевцеву было тридцать девять лет, в сорок третьем он закончил Высшую дипломатическую школу НКИДа, куда попал «от сохи» по партийному набору, и сейчас работал в Министерстве иностранных дел, налаживая непростые отношения России и Ближнего Востока. Ближний Восток отличался коварством, все время лукавил и нож норовил вонзить в спину. Сергею Краснопевцеву и его товарищам приходилось быть начеку. Да дело не в Ближнем Востоке! В родном министерстве жилось куда хуже, чем на Ближнем Востоке: стучали, следили, ночами не спали, вне стен учреждения пили – да, пили и женщин меняли, но тайно и тихо. И это спасало, потому что только алкоголь и женщины помогают миру вернуть его правильный ракурс, а после, когда выдыхается то и другое, в тебе остается тоскливая горечь, как будто сгущается яд внутри сердца.
Ему показалось, что она обрадовалась, когда высунула голову из подъезда и увидела его. Во всяком случае, сама подошла и вежливо спросила, не замерз ли он.
– Хотел вам мимозу купить, – сказал Краснопевцев. – Потом испугался: а вдруг пропущу? А как вас искать?
Она ничего не ответила.
– Вы не торопитесь? – спросил он.
Она покачала головой.
– Вот и хорошо! – Он волновался так сильно, что руки в кожаных перчатках стали ледяными. – Пойдемте ко мне. Посидим, поболтаем...
Она промолчала.
– А можно в кино. Хотите в кино?
– Я не знаю, – сказала она. И вдруг покраснела до слез.
– Пойдемте ко мне, – повторил он тогда. – Тут близко, на Сретенке...
Анна опустила глаза, и видно было, что она не кокетничает, не играет с ним, как делали это другие, а просто пытается что-то понять.
– Ну, что? Документы мне вам показать? – спросил Краснопевцев таким голосом, как будто не шутит, но она облегченно засмеялась, закинула голову.
Он обрадовался ее смеху, как доброму знакомому.
– Не надо, – сказала она, продолжая смеяться. – Я, кажется, вас не боюсь.
Голос ее принадлежал девочке, а смех взрослой женщине. Он поднял руку, остановил такси. Она отступила шаг назад, когда он распахнул перед ней дверцу.
– Садитесь!
– Я думала, мы прогуляемся.
– Да что за гулянье, когда идет дождь? Доедем за пару минут.
Доехали быстро. В такси она молчала. Краснопевцев начал что-то говорить, но сбился: не до разговоров. Инстинкт охотника подсказывал ему, что главное – долго не церемониться и сразу переходить к делу. То, что она ехала к нему домой, не могло быть случайностью. Значит, она понимала, что происходит, и он ей нравится. Ему хотелось, чтобы она улыбнулась, но она и в такси смотрела на него так же серьезно, открыто и внимательно, как на улице.
«А я психопат», – подумал он, пропустив ее в дверь своего дома на Сретенке, и удивился голубоватому, как показалось ему в свете фонаря, цвету ее выпавшей на воротник косы.
В будке у лифта сидел вахтер и остро наточенным карандашом записывал, кто пришел. «Товарищ Краснопевцев с женщиной. Квартира № 12. 4 часа, 48 минут».
В лифте он хотел поцеловать ее, но побоялся испортить свидание и не поцеловал. Она была по-прежнему спокойна, но подозрительно тиха, словно испытывала то ли себя, то ли его. Войдя, Краснопевцев сразу зажег свет, и весь коридор осветился. Мебель у него в квартире была казенной, на стульях висели бирки с фабричными номерами. Паркетный пол блестел, как только что залитый водой каток. Анна сняла беретик, поправила волосы на лбу. Они были светлыми, пряди в косе опять показались слегка голубыми.
– Хотите взглянуть, как живу? – спросил он. – Давайте пальто, я повешу.
Разные женщины приходили сюда – красивые и развязные, нарядные и не очень, – но ни с одной он не чувствовал такой неловкости, как с ней. Ему почему-то казалось, что он ни за что не сумеет уложить ее в постель, и когда взгляд его упал на подзеркальник, где стоял очень искусно сделанный из нефрита темно-синий виноград в голубой, матового стекла вазе (на ножке болталась цена!), Краснопевцев подумал, что в ней что-то есть от нефритовых ягод: как будто живые, а сами из камня.
Ознакомительная версия.
