Он часто обсуждал с ней ту или иную написанную им вещь, Ирина была беспристрастным критиком и, если находила для этого основания, могла разнести песню в пух и прах.
После окончания иняза Ирина без проблем поступила на экономический факультет, разумно рассудив, что в ближайшем будущем Игорю может понадобиться не только переводчик, но и менеджер, который будет заниматься финансовыми делами, если его творческие планы будут хоть частично реализованы.
Может быть, она слишком много времени отдавала учебе и забросила мужа?.. Но ведь это не так…
В доме не переводились гости, Ирина уже привыкла к тому, что после полуночных посиделок с обсуждением новых песен или аранжировок, в которых она принимала самое деятельное участие, наговорившиеся и напевшиеся вдоволь музыканты расползались по домам, оставляя за собой горы грязной посуды, полные окурков пепельницы и, что случалось нередко, бутылки из-под спиртного. Игорь уходил спать, а Ирина до пяти утра наводила порядок в кухне — она никогда не оставляла уборку на утро, потому что терпеть не могла грязи, а к восьми тридцати нужно было в институт…
В подвале на репетиционной базе никогда не переводились девочки-поклонницы, за десять лет семейной жизни Ирина повидала их сотни — больших и маленьких, толстых и худых, симпатичных и не очень, — всех их объединял какой-то щенячий восторг по отношению к музыкантам и безудержное желание прикоснуться хоть какой-нибудь частью своего тела к этим волосатым рок-н-ролльным монстрам, которые вот-вот станут знаменитыми.
Впрочем, музыканты в этих удовольствиях себе никогда не отказывали. Как немного цинично шутил Вовка: «Да отсохнет рука, себя обделившая!» Ирина уже давно воспринималась ими не как женщина, а как свой в доску парень, к ней бегали советоваться и плакаться в жилетку, причем первое предпочитали ребята, а второе — их прекрасные половины, которые менялись со страшной скоростью…
Ирина даже сейчас не смогла бы вспомнить, когда в подвале в первый раз появилась Лиля…
Ирина осторожно закрыла дверь шифоньера, словно боясь сделать кому-то больно, и вернулась на кухню. В очередной раз закурила сигарету, вылила в раковину остывший кофе и включила газ. За окном светало. Ночь воспоминаний и боли подходила к концу… Нужно было собираться на работу.
Игорь вернулся под утро, явно оттягивая момент объяснения, когда она, опухшая от слез и одуревшая от безумного количества выкуренных за бессонную ночь сигарет, пыталась перед треснувшим зеркалом привести себя в порядок, чтобы выглядеть если не как всегда, то хотя бы хоть как-то выглядеть. Лучшее средство защиты — это нападение. Игорь с порога заявил, что во всем виновата она одна, что ему не нужна жена, которая, вместо того чтобы смотреть ему в рот и твердить о его гениальности, критикует каждое написанное им произведение, подходя к этому с точки зрения музыкального образования (которого, кстати, у Игоря не было), основ стихосложения и массы прослушанной музыки от классики до последних шедевров отечественного и зарубежного рока. Ирина, для которой всю ее сознательную жизнь в слове «жена» соединялись понятия — любовница, друг и помощник, потеряла дар речи. «Ты никогда не смотрела и не будешь смотреть на меня такими глазами, как она!» — заявил Игорь в конце пламенной тирады. «Извини, что я никогда не была наивной дурой», — сказала Ирина и скрылась в ванной, еле сдерживая слезы…
… — Ирочка, две чашки кофе, пожалуйста, — вывел Ирину из задумчивости раздавшийся по селектору голос директрисы.
Ирина отодвинулась от компьютера, за которым вот уже с полчаса сидела, тупо уставившись в горящий экран, и включила чайник.
«Господи, — думала она, машинально расставляя на подносе посуду, — двадцать восемь лет — и ни дома, ни мужа, ни ребенка, ни интересной работы…»
Историю с ребенком Ирина старалась не вспоминать. Она тогда переболела гепатитом, а через три месяца забеременела. Игорь тут же заявил, что больной ребенок ему не нужен, да и вообще, им еще рано заводить детей, вот закончит новый альбом, съездит в Москву, станет знаменитым, тогда можно будет и о детях подумать… «Заводить ребенка… Словно собаку или кошку какую-то…» Ирина возражала, но Игорь был непреклонен. В конце концов, она то ли позволила ему убедить себя, то ли семейное счастье оказалось дороже, но Ирина сделала аборт и с тех пор запрещала себе даже думать о том, что ее ребенку уже могло бы быть шесть лет…
«Сижу в этой конторе с девяти до девяти за какие-то гроши… — Невеселые мысли Ирины текли сами по себе. — Директриса — стерва, так и норовит к чему-нибудь прицепиться, внешность моя ее задевает, что ли… Или характер чувствует, но я и так стараюсь лишний раз не лезть, не выставляться… Каждый сверчок знай свой шесток, секретарша — она и есть секретарша, куда уж тут с советами соваться… Мужу наивную дурочку подавай, чтобы каждое слово его ловила, , а на моем фоне у него, видите ли, комплекс неполноценности развиваться начал… Выходит, не нужны никому ныне умные и красивые…»
Закипел чайник, Ирина разлила кипяток в приготовленные чашки и, негромко постучавшись, вошла в кабинет.
Валентина Юрьевна, слащаво улыбаясь, как это было всегда, когда она принимала нужного человека, с тяжелой грацией большой, раздобревшей кошки, восседала на кожаном диване. Мужчину, сидящего напротив нее, Ирина почти не рассмотрела, занятая своими невеселыми мыслями.
— Спасибо, — покровительственно снизошла директриса, и Ирина, заученно улыбнувшись, кивнула: — На здоровье, — вышла из кабинета и аккуратно прикрыла за собой дверь. Глянула на часы: до конца рабочего дня оставалось еще как минимум пять часов.
«Это если сегодня в магазине внизу все нормально пройдет с постановкой на сигнализацию… А если опять будут проблемы, как во вторник, раньше одиннадцати домой не попадешь… — подумала Ирина и осеклась. — Где у меня теперь дом? Куда торопиться?…»
Мама недавно второй раз вышла замуж и теперь переживала медовый месяц, вешать на нее сейчас свои проблемы совсем не хотелось, чтобы не расстраивать; брат тоже давно женился и жил у родителей жены. Ирина вдруг поняла, что, в сущности, идти ей некуда, кроме квартиры Игоря, которую она десять лет называла своим домом…
Почему-то опять вспомнилась свадьба и счастливое лицо Игоря, когда он вносил ее на руках через порог их будущей квартиры… «Увела его тогда от жены, не думала, что когда-нибудь окажусь на ее месте… Не зря говорят, все в этой жизни возвращается… Господи, как больно…»
— Ирочка, отчеты по товарам, — снова раздался голос директрисы. — И чистые бланки захвати.
