Во время его болезни Пич любовно ухаживала за мужем, стараясь вернуть ему хоть отчасти ту энергию и мужество, с какими на протяжении стольких лет супружества он защищал ее от жизненных невзгод. Когда она поняла, что Дрейк хочет умереть, то почувствовала, что не сможет жить в их доме после его смерти. Это был его дом, только его…
И теперь, когда нет больше рядом с ней сильного, умного Дрейка, она должна строить собственную жизнь заново, на новом месте, где не так сильно будет ощущаться его доминирующее влияние.
Теперь у Пич был свой дом, и она его уже полюбила. Мэгги Хаммонд оказалась просто гениальной, и Пич была горда тем, что выбрала именно ее. Мэгги оказалась не просто великолепным дизайнером, а волшебницей. Она превосходно знала свое дело, а абсолютное доверие нанимательницы побудило выложиться ее на все сто. Пич захотела поблагодарить ее прямо сейчас, но звонить было слишком поздно.
Она сняла пальто, вошла в спальню и сняла туфли ручной работы Танино Кречи, купленные во Флоренции. С чувством злорадного удовлетворения она вспомнила, что забыла внести их в таможенную декларацию среди прочих покупок. Так им и надо. И зачем они устроили такой переполох из-за обручального кольца с бриллиантом? Камень в десять каратов, с изумрудной огранкой и так дивно сверкал на ее руке, что Пич подумать не могла, будто кто-нибудь решит, что кольцо куплено недавно. Она до сих пор испытывала раздражение из-за наглости таможенного офицера, который обращался с Пич как с преступницей и заставил ее уплатить головокружительную пошлину за плащ из натурального меха.
Пич скинула одежду и прошлась по спальне — ощущение свободы и полноты жизни захлестнуло ее. Взглянув из окна на расстилающуюся внизу панораму Лос-Анджелеса, она почувствовала, как хорошо оказаться дома. Ей было непонятно, зачем люди стремятся уехать куда-нибудь. И смог, и сумасшедшее уличное движение, и ощущение ничьей земли — все это ерунда по сравнению с прекрасной, всегда солнечной погодой. Почему ее дети с такой легкостью решили уехать отсюда?
На стойке бара поблескивало серебряное ведерко со льдом: ее ждала бутылка «Шардони» с винного завода Стива. К горлышку была прикреплена маленькая открытка с напечатанными на ней словами «Добро пожаловать домой». Как приятно! Должно быть, это сделал Майлз. А может, стоит выпить бокал? Пич все еще была взвинченна, не успев полностью отойти после кошмарной ночи в Милане. Как отвратительно, что полиция позволила этим подонкам скрыться! Пич поежилась. Лучше поскорее принять ванну, чтобы не простудиться.
Прихватив с собой бутылку и большой бокал баккара, Пич пошла в ванную и включила воду. Пока наполнялась огромная ванна из оникса абрикосового оттенка, Пич налила немного вина в бокал, поставила его на край ванны и погрузилась в воду с ароматическими маслами. Струи подводного массажа были включены на полную мощность, и, не успев сесть, она тут же заскользила ногами по дну. При этом Пич задела бутылку с бокалом, и они разбились вдребезги. Пол был залит шампанским и усыпан мелкими осколками.
— Ну почему я такая неуклюжая! — воскликнула Пич.
Она решила не обращать внимания на этот досадный эпизод и снова расслабилась, но растревоженная Винни прибежала к ванной.
— О Боже! Не входи сюда, Винни! Ты можешь поранить лапы!
Разозлившись на себя и расстроившись, Пич вылезла из воды и, переступив через лужу с осколками, подхватила собачку, жадно слизывающую виноградное вино, и выставила ее за дверь.
Все, на сегодня с Пич хватит.
Вытерев кожу насухо, она свернулась клубочком под электрическим одеялом. Винни прыгнула к ней и прижалась к хозяйке. Обеим было очень комфортно. Только мысли у Пич были далеко не радостные: она — овдовевшая миллионерша, мать двоих детей; у Стива неприятности… Анна далеко, в Италии… Пич почувствовала себя одинокой, всеми покинутой, и ей стало очень жаль себя.
Резкие слова Анны до сих пор стояли в ее ушах. Неужели Пич действительно так много принесла в жертву, во всем следуя указаниям мужа?
«Отец был всего лишь человеком, мама… он не Бог, как ты себе представляла, и его слова не пророчества и не истина в последней инстанции. Не пора ли тебе начать жить своим умом?»
Легко сказать! Но сможет ли она сделать это? Не атрофировались ли от долгого бездействия ее воля и интуиция, ум и энергия?
«Китти О'Хара, — молила Пич, — помоги мне, пожалуйста!»
Китти O'Xapa, нервничая, ждала, пока директор по кадрам прочтет ее заявление о найме на работу. Надежд было мало, но вдруг хоть в этот раз ей удастся продвинуться дальше приемной.
— Мисс О'Хара, почему вы хотите работать именно здесь? — утомленно спросил чиновник.
— Потому что я нуждаюсь в деньгах, мистер Поувел. Мой отец недавно умер, и мне надо как можно быстрее найти работу.
— Но почему именно работу на фабрике? Взгляните на свои руки. Вы представляете, что будет с ними после одного дня работы с обувной кожей?
Китти взглянула на свои белые руки с длинными тонкими пальцами, впервые пожалев о том, что родители избавляли ее от грязной работы.
— Знаю, сэр, но я на самом деле очень нуждаюсь. Я старалась, очень старалась найти работу, да только у меня нет никакой специальности и опыта работы тоже. Я собиралась поступать в Вашингтонский университет… У меня полное среднее образование… Но сейчас я не смогу этого сделать. Мне действительно нужна эта работа.
Легкая дрожь в голосе, подозрительный блеск в глазах, готовых пролиться слезами, лишь убедил чиновника в том, что девушка непригодна к работе на фабрике, и спустя десять минут Китти снова оказалась на улице. Чувствуя себя жалкой и униженной, она медленно шла к остановке автобуса. Куда идти дальше? Думать о возвращении домой, где, как каторжная, трудилась ее мать с бесчисленными лоскутами и булавками, она была не в силах. Может быть, зайти к Анне Бари? Несмотря на то, что Китти уже четыре года не посещала танцевальные классы, она верила в искреннее расположение к себе преподавательницы. Пожалуй, надо попросить у нее совета.
Учительница Китти не изменилась. Ей было около семидесяти, но фигура в трико до сих пор сохранила стройность и девичье очертание форм, и на кончике носа все так же сидели большие роговые очки, словно у пловчихи, готовящейся к заплыву на дальнюю дистанцию. Темные глаза преподавательницы прищурились при виде Китти.
— Где ты была, девочка? Скорее всего ты совершенно потеряла форму.
— Только в июне я окончила школу, Анна. Вы правы, форму я потеряла, — ответила Китти, не принимая близко к сердцу не слишком любезный прием.
