Десять фунтов, необходимые для оплаты участия в конкурсе, Джина собрала, работая по воскресеньям в обувном магазине. Отослав в школу анкету, Джина так и не решилась рассказать обо всем матери. А очень скоро пришло приглашение на конкурс.
Джина понятия не имела, что будет представлять на конкурсе. Там требовалось прочесть отрывок из Шекспира и что-нибудь из современных авторов. Она выбрала сцену из «Ромео и Джульетты», которую учила, сдавая выпускные экзамены. Неуверенная, что выбрать из современной литературы, Джина купила в специализированном магазине французского сценического искусства на Ковент-Гарден «Избранные произведения для начинающих актрис». Ее выбор пал на отрывок из пьесы «Дневник Анны Франк».
Джина работала над своими монологами у себя в комнате, понижая голос, если мимо проходила мать. В начале февраля, притворившись больной, она получила в школе один выходной и к двум часам поехала на прослушивание.
Ужасно волнуясь, Джина вошла в маленькую студию. За столом сидела комиссия – двое мужчин и одна женщина. Первым ее попросили прочесть монолог из Шекспира. Она приняла соответствующую позу, сердце заколотилось так сильно, что, казалось, этот стук заглушает ее голос. Джина глубоко вздохнула и начала.
Комиссия внимательно наблюдала за ней. Теодор Холмс, сидящий в центре, почувствовал, как мурашки побежали по спине. Выступление этой еврейской девушки навеяло на него какие-то старые воспоминания, и он, с трудом сдерживал себя, пока Джина не вышла из комнаты.
– Господи, как она хороша! Неопытна, но так естественна! Я слышал этот отрывок сотни раз, но уже забыл, как прекрасно он может звучать.
Все члены комиссии кивнули в знак согласия. Джина, тем временем, сидела в маленькой приемной вместе с другими шестью кандидатами. Все они с беспокойством ожидали, когда зазвонит телефон и им сообщат результаты. Раздался звонок, и все, как один, подпрыгнули и нервно захихикали. Молодой человек, сидящий рядом с телефоном, смело снял трубку, послушал, и потом объявил, что все, кроме Джины Шорт, должны спуститься вниз, в комнату регистрации.
Джина осталась одна. Ей хотелось плакать. Они все прошли, а она – нет. Она с отвращением подумала о бизнес-колледже, который монашки из школы и мать прочили ей. Через десять минут опять раздался звонок. Джина оглянулась, поняла, что в комнате, кроме нее, никого нет, и сняла трубку.
– Хелло, – сказала она.
– Джина, – произнес теплый голос, – не могли бы вы пройти в комнату регистрации?
– Да, – ответила она, и, спускаясь вниз, внутренне готовила себя к самому худшему.
Человек, сидевший в комнате регистрации, оказался пожилым джентльменом в очках, висевших на кончике его носа, как два полумесяца.
– Присаживайтесь, моя дорогая.
Джина села, и комок застрял у нее в горле.
– Куратор курса, мистер Теодор Холмс, хотел бы встретиться с вами опять. Вы не возражаете?
– Нет, – проговорила Джина, едва сдерживая слезы.
Мужчина удивленно посмотрел на нее.
– Вы не хотите еще раз прослушаться, Джина?
Она посмотрела на него с недоумением:
– Извините, вы сказали, еще раз?
– Да, мистер Холмс хотел бы с вами встретиться на следующей неделе в четверг в три часа. Вы сможете прийти?
– Конечно.
– Замечательно, вы можете подготовить еще один отрывок из Шекспира, чтобы вы и мистер Холмс поработали над ним?
Джина кивнула, и он проводил ее к выходу.
– Всего хорошего, Джина, встретимся в четверг.
По дороге в метро ей хотелось петь и танцевать. Она была как во сне. Вернувшись домой, Джина схватила томик Шекспира и быстро пролистала его. Она решила выучить речь Титании из пьесы «Сон в летнюю ночь». Отрывок начинался словами: «Всё измышленья ревности твоей!» Джина даже не могла предположить, что это самый известный женский монолог, написанный Шекспиром. Все последующие вечера она провела в своей комнате, учила и обыгрывала свой монолог. В четверг она пошла в школу с большей уверенностью, чем в первый раз. Регистратор поздоровался с ней и провел в знакомую студию. Мистер Холмс уже ждал ее.
– Здравствуйте, Джина, как дела? – он протянул ей руку, и отметил, что эта хрупкая девочка обладает не только талантом, но и великолепной внешностью.
«Какое сочетание!» – сказал Теодор сам себе, а Джину попросил еще раз повторить монолог Джульетты. Холмс боялся, что ее прошлое выступление было лишь счастливой случайностью, и он преувеличил ее способности. Но, слушая монолог снова, он убедился, что не ошибся. Они долго работали над монологами. Теодор наблюдал за Джиной и все больше убеждался в своей правоте.
Для Джины все происходящее было, как сон, который вдруг стал явью.
– Хорошо, Джина. Думаю, что на сегодня достаточно. Садись. В своей анкете ты написала, что в случае поступления тебе понадобится материальная помощь. Должен предупредить тебя, что местный церковный совет не располагает достаточными средствами на выплату стипендий студентам драматической школы. В прошлом году они не наградили ни одного студента. Не думаю, что в этом году что-нибудь изменится.
Разговор о таких обыденных вещах, как деньги, вернул Джину с небес на землю.
– Вы уверены, что родители не смогут вам помочь?
– Отца у меня нет, а мать даже не знает, что я поступаю сюда.
Теодор засмеялся.
– Я думаю, что теперь тебе придется рассказать. Знаешь ли ты, что стипендию выплачивают только тем студентам, которые заплатили за обучение?
Джина и не думала о финансовой стороне этого дела.
– Нет, мистер Холмс, я не знала.
– Стипендия предоставляется только тем, кто внес плату. Вам придется раздобыть денег, чтобы как-то продержаться, пока вы учитесь.
– Я работаю по воскресеньям.
– Вот и прекрасно. Очевидно, нам придется просмотреть еще несколько молодых людей. Мы составим список из десяти человек, претендентов на три стипендии. Через две недели вам сообщат о результатах прослушивания и о стипендии. До свидания, Джина.
Джина с важным видом пожала его руку, поблагодарила, и, попрощавшись, вышла.
Следующие две недели были настоящим кошмаром. Джина вспоминала слова мистера Холмса «Очень хорошо» и «То, что надо», которые он говорил ей, когда она читала монологи, и тут же приходили на память его слова о других молодых людях, претендовавших на место и стипендию.
И, когда на семнадцатый день после прослушивания, почтальон опять не принес письмо, Джина потеряла надежду. Она перестала встречать его каждый день у дверей, и поэтому, когда еще через неделю пришло письмо, она нашла его в кухне, на хлебнице.
Джина вскрыла его очень небрежно, чтобы мать, подозрительно наблюдавшая за ней, не могла ничего заподозрить. Но, когда она прочла о том, что не только прошла по конкурсу, но и получила стипендию, она уже не в силах была сдержать свои эмоции, и, не обращая внимания на суровый взгляд матери, радостно закричала:
