Встречи с Нонной всегда были немного однообразны, но на скуку не было даже намёка, и при расставании оставалось лёгкое сожаление, что время пролетело так быстро и пора выходить из состояния умственной расслабленности. К сожалению, Нонна читала мало, можно сказать, почти не читала и, в отличие от меня, руки у неё не тряслись при виде хороших книг, а вот в мужья ей достался писатель, тогда ещё начинающий, но теперь признанный. Ко времени того единственного приезда в Россию Ларс напечатал три или четыре книги, но особым успехом они, по-видимому, не пользовались, потому что о них упомянули вскользь, и от обсуждения этих книг Ларс уклонился. Расспрашивать Нонну оказалось бесполезно, так как её преимущественно интересовало, как муж одет, сыт ли он, здоров, доволен ли домом и ею, а во внутренний мир супруга она не находила нужным заглядывать. Я же всегда увлекалась литературой и даже сама пробовала сочинять, что продолжаю делать и теперь. Но в то время меня ещё не покинули честолюбивые мечты когда-нибудь написать нечто такое, что не стыдно попытаться напечатать, так что меня мало волновало, признанный ли Ларс гений или непризнанный, а также гений ли он вообще или совсем наоборот. Главным для меня было то, что он печатался, а, следовательно, вращался в кругу литераторов, разбирался в литературе и мог дать мне совет, стоит ли мне питать надежду, что со временем мне удастся развить свои способности, или мне следует примириться с мыслью, что у меня нет никаких данных к этому великому делу.
Я долго не решалась обратиться к писателю с просьбой дать квалифицированную оценку моему увлечению, но всё-таки собралась с духом. Ларс оказался очень деликатен и сделал всё, что было в его силах, чтобы поддержать во мне желание сочинять, но я всё равно почувствовала, насколько мои первые опыты слабы и не соответствуют тайным надеждам. Может, кого другого это навсегда бы оттолкнуло от творчества, но мне так нравилось создавать новых героев со своей особенной жизнью и характерами, что я продолжала писать для себя, посвящая свои повести маме, и даже находила в этом большое утешение, а мама поддерживала во мне желание создавать новые творения.
Я рассказала о таких малоинтересных вещах столь подробно для того, чтобы предстать перед читателями такой, какая я есть, и пусть никто не упрекнёт меня, если впредь я буду уделять своему пристрастию к сочинительству излишне большое внимание. Кроме того, теперь всякому понятно, что среди самых приятных впечатлений от приезда Нонны и Ларса затерялось и одно неприятное, которое никак не влияло на наши с Ларсом отношения, но которое царапало моё самолюбие.
Перечитав вводную часть своей повести, я прихожу к выводу, что вступление затянулось и, если так пойдёт дальше, ни у кого не хватит терпения узнать, как же я вышла замуж. Чтобы не задерживать читателя, я пропущу отрезок времени, потребовавшийся мне на то, чтобы взять билеты и оформить все необходимые документы. Получить отпуск труда не представляло, потому что на нашем ставшим убыточным предприятии приветствовалось намерение сотрудников брать отпуска за свой счёт. В этом отношении взгляды администрации и работников всегда расходились, потому что прежде, когда можно было прожить на маленькие деньги, многие работники мечтали об отпусках за свой счёт, но это было неугодно администрации, а теперь администрация убеждает работников в счастье отпусков за свой счёт, а те после получки каждый раз с ужасом думают о ёмких двух неделях до следующей выплаты и растягивать этот срок за счёт неоплачиваемого отпуска никак не соглашаются. Поэтому моё заявление о таком отпуске было встречено с нескрываемым энтузиазмом и тотчас же удовлетворено.
Грустнее всего было прощаться с мамой, потому что прежде мы с ней никогда не расставались и в отпуска вместе путешествовали по Крыму, Волге и некоторым российским и не только российским городам. С домашним мохнатым четвероногим тоже расставаться было нелегко, но всё когда-нибудь свершается, так что прошло соответствующее время, и перрон поплыл мимо окон поезда, а захватывающе интересная книга поджидала меня, чтобы отвлечь моё внимание от тех, кого я покинула.
Как я ехала, где сделала пересадку и как добралась до Копенгагена, никого не должно волновать, да и мне было бы скучно описывать однообразное постукивание колёс. Зато когда цель моего путешествия начала приближаться, во мне стало расти беспокойство. Я заранее предупредила в письмах Иру и Нонну о своём приезде и просила, чтобы они договорились между собой и кто-нибудь меня встретил. Однако могло получиться и так, что мои подруги плохо договорятся, и каждая их них будет думать, что меня встречает другая, а я, таким образом, напрасно прожду на вокзале. И письма могли или не дойти до них или опоздать, что для меня не имело разницы. Конечно, у меня были адреса, но дорогу я не знала. Владей я датским языком, никаких затруднений я бы не испытывала, но я не выучила даже английский, хотя мама всегда повторяла, что надо учить язык. Если вдуматься, не будет ничего особенного, если я покажу кому-нибудь бумажку с адресом и знаками спрошу, как мне туда попасть. Я, правда, заучила некоторые датские фразы, но, прежде чем их применять, надо их сперва опробовать на Нонне, Ларсе, Ире или её муже, знакомом мне лишь по Ириным письмам. У меня было подозрение, что на свете не могло существовать тех невероятных звуков, которые получались при произнесении вслух датских слов, набранных русскими буквами. В кино смешные попытки людей говорить на чужом языке выглядят довольно мило, но в жизни оказаться в роли клоуна не хочется. Главная же трудность заключалась не в том, что не поймут меня, а в том, что я сама не пойму ответ.
Мои опасения рассеялись, едва я услышала вопль:
— Жанка! Я здесь!
Признаюсь, что я с большим любопытством оглядела Иру, да и любой на моём месте осматривал бы её с неменьшим интересом. Мне казалось, что вдали от родины, сотрясаемой политическими взрывами и обескровленной экономической реформой, она должна была приобрести неземной покой, но Ира выглядела чуть ли не более нервной, чем раньше. Внешне она стала ярче, интереснее, но лицо не было свежим, и кожа казалась старше, чем должна быть в её возрасте. Вероятно, сказывалась косметика, которой Ира пользовалась умело, но постоянно.
— Как хорошо, что ты приехала! — не уставала радостно восклицать Ира. — Остановишься у меня.
Меня сразу же стали одолевать сомнения.
— Знаешь, я лучше остановлюсь в гостинице, — отказалась я. — У тебя всё-таки муж. Вдруг ему будет неприятно…
Ира смутилась, но быстро пришла в себя.
— Он в отъезде, — сказала она. — Ты никого не стеснишь, а мне будет веселее.
