Лёку это заворожило. Она смотрела на него и не могла оторваться. И думала, вот бы ей так! Сидеть за барабанами, делать легкую музыку, на сцене, над залом, где гомонит публика…
И когда ударник встал, чтобы куда-то отойти, и Лёка догадалась, что тот подустал, она рванула к сцене, не обращая внимания на грозные окрики матери. Лёка торопливо вскарабкалась по ступенькам и смело подошла к ударнику.
— А можно пока я за вас все тут поделаю?
Он ухмыльнулся:
— А ты умеешь?
— Да! — выпалила Лёка.
— Ну что ж, давай.
Поверил… Почему он тогда поверил ей, нахальной малышке, еще ничему не учившейся?.. Она просто внимательно, зачарованно буквально поедала ударника глазами и запомнила, как нажимать педаль стукающих тарелок, как бить колотушкой. Лёка села на табуретку ударника, с трудом удерживая равновесие, дотянулась до инструментов и стала так же постукивать, как музыкант, стараясь повторять все его движения. Первый раз в жизни она играла на ударных инструментах! Ей так этого хотелось, и она смогла! Лёка действительно попала почти в правильный ритм и теперь сама создавала легкий музыкальный фон. И видимо, неплохо. Потому что сначала хохочущие зрители смеяться постепенно перестали, смотрели на нее с одобрительными улыбками, а вновь приходящие воспринимали Лёку за барабанами как должное, только чуть-чуть улыбались, что, мол, ударник, оказывается — «юнга-девочка». Потом вернулся ударник и серьезно поблагодарил Лёку, даже пожав ей маленькую ладошку.
Это было первое выступление Лёки на публике. Чистая импровизация! И такой непосредственный юный порыв, что он удался с помощью неистового желания и силы духа!..
Даже мать ругалась не слишком, а в родном городке всем восторженно пересказывала этот случай. Она вообще любила поболтать.
В первый приезд в Прибалтику Лёка быстро соскучилась стоять в длиннющих медленных очередях в кафе. И предложила матери:
— А давай пойдем без очереди! Очень хочется есть.
Мать, оглянувшись вокруг, назидательно объяснила:
— Так, Лёкушка, все захотят без очереди!
— Ну… Можно и всех! — пожала плечами добрая Лёка.
— И тогда получится новая очередь! — улыбнулась мать. — Ведь все сразу в зале не поместятся.
Иногда, рассердившись на Лёку, мать уверяла, что непоседливость и изобретательность — отвратительные качества. И Лёке нужно с ними бороться. Но Лёка не знала, как это делать.
Любуясь каждый вечер настольной лампой с бархатным зеленым абажуром, красующейся на письменном столе отца, Лёка решила ее приукрасить на свой лад. Она залезла двумя руками в кофейник и старательно покрасила лампу кофейной массой — густо так, лампа стала бархатно-коричневой! Лёка очень старалась как можно красивее перекрасить лампу. Но родители почему-то пришли в ужас. Никогда она их не понимала!..
Потом Лёка отрезала кусок от занавески и стала кроить из него платье для куклы Танечки. А что особенного? Рядом столько хорошего подручного и никому не нужного материала!
У матери не хватало чувства юмора. Так говорила тетя Соня, всегда хохочущая от горестных рассказов старшей сестры.
— Тебе хорошо говорить! — однажды вышла из себя мать. — Завела бы своего, вот тогда я бы посмотрела на твое хваленое чувство юмора!
Тетя Соня ничего не ответила, но помрачнела. Лёка это заметила.
— Зачем ты бросила журнал и книжки на пол? — спросила как-то тетка у Лёки.
— Чтобы было смешнее!
— А почему же тогда мама не смеется?
— Ну… Она у нас серьезная женщина!
Смеялась опять только тетка.
— Тебе дай волю — так ты бы весь день скалила зубы! — злилась мать.
А еще Лёка хорошо помнила свою первую в жизни елку в каком-то клубе или Дворце культуры. В конце представления артисты, обращаясь к залу, подключили детей к скандированию — добро окончательно победило зло. Артисты вопрошали:
— Кто спас всех от нечистой силы злобной?
И сами отвечали:
— Это мы! Это мы!
И все дети в зале вместе с ними стали повторять: «Это мы! Это мы!»
Одна только Лёка отчетливо скандировала:
— Это вы! Это вы!
И ведь логически она была права. Зрители просто смотрели…
Лёка мечтала попасть на елку в Зимний дворец. Она думала, что это дворец, где зимой устраивают елки. Они действительно проходили во дворцах, например, во Дворце съездов, о котором Лёка слышала. Типично советский ребенок, выросший во времена, когда дворцы принадлежали не царям, а народу, она сложила в уме простую ассоциацию — Зимний дворец потому и называется зимним, что там празднуется что-то зимнее. А что именно? Ну конечно новогодняя елка!
Лёка часто спрашивала у матери, почему так мало книг о девочках. Вот о мальчишках — сколько угодно.
Мать пожимала плечами.
— Очевидно, потому, что писатели в основном — мужчины и лучше знают и помнят именно свою детскую жизнь. О себе писать проще. Я тебе найду книги о девочках.
И нашла. Раскопала в старой библиотеке младшей сестры затрепанные «Динку» Осеевой и «Дорога уходит в даль» Бруштейн.
Эти книги Лёка перечитала раз по десять и выучила почти наизусть. Рисовала к ним иллюстрации. Вот Динка, вот ее сестры Алина и Мышка, вот Ленька…
Посмотрев на ее рисунки, мать попросила Лёку нарисовать Пушкина в какой-либо сцене его жизни — как стихи сочиняет, как гуляет по Царскому Селу, как сражается на дуэли… Лёка уже много знала о Пушкине по маминым рассказам и выразительному чтению. Мать обожала Пушкина и преклонялась перед его именем.
Лёка смутилась.
— Ну как же так — Пушкина рисовать?.. У меня не получится…
— А ты сто раз нарисуешь — на сто первый получится! — заявила мать.
Почему и когда у Лёки стали резко портиться отношения с матерью, она толком не запомнила. В память врезался один неприятный случай.
Мать взялась рассказывать со свойственными ей пафосом и аффектацией:
— Я помню, как впервые увидела цветущий абрикос. Такой запах!.. Он заставил меня забыть обо всем! Я не могла оторвать глаз от цветущих абрикосов! Это словно изменило меня. Я стала совершенно другой и никогда не смогу забыть чудесную картину.
И Лёка вдруг посоветовала:
— Надо было надеть противогаз!
С минуту мать сидела в полном шокинге последней степени. А потом жутко разоралась…
Как это Лёка додумалась такое брякнуть?!
— Куда мы сегодня опаздываем? — спрашивала каждое утро полусонная Лёка у матери.
Мать отмахивалась и торопливо складывала необходимые вещи, причитая по обыкновению, что они опять не успеют вовремя. Она не обладала солдатским умением собраться за три с половиной минуты по тревоге, а потому вечно ковырялась с одеваниями и сумками и постоянно куда-нибудь с Лёкой опаздывала. И было куда — мать водила Лёку на английский, на хореографию, в студию рисования и на музыку.
